Награда

— Мы пришли, чтобы лечить больных, — стал растолковывать Матвей Алексеевич, чувствуя враждебное настроение толпы. — Нас Советская власть послала,

Напряжение заметно спало. Люди заулыбались, задвигались, обмениваясь замечаниями.

— Советская власть — это хорошо! Паши партизанам помогали, когда тут японцы и белогвардейцы были.

— Партизаны от смерти много нанай спасли.

— Петр и Мария тоже были партизаны. Хорошие люди!

— Ну вот, видите! Я тоже партизаном был, в отряде Бойко-Павлова. Слыхали о таком? — сказал Матвей Алексеевич.

Все согласно закивали головами. Они знают Демьяна Бойко. Он в Соргоне бывал.

— Я у него проводником ходил, — с гордостью заметил Иннокентий. — Далеко водил в тайгу, к Мяо Чану, калмыка ловили.

— Мясо давали партизанам, рыбу, — вспоминали нанайцы.

— Выходит, вместе беляков-калмыковцев били, а теперь вместе болезнь побеждать будем. Так? — улыбнулся фельдшер.

Пока Матвей Алексеевич беседовал с мужчинами стойбища, Груша знакомилась с женщинами. Она уже успела побывать в нескольких домах. Не столько словами, сколько лаской и милой женской добротой ей удалось расположить к себе нанаек.

Матвей Алексеевич отыскал Грушу в дальнем конце стойбища. Она сидела в окружении женщин, что-то наперебой говоривших ей. Миловидная девушка угощала Грушу жимолостью. «Ну, милая, ты преуспела больше меня», — с нежностью подумал Мартыненко, сравнивая свой стихийный митинг с этой сердечной беседой.

Лишь через два дня фельдшер смог зайти к Петру Щуке. Невысокого роста, похудевший, обросший золотистой бородкой, Петр лежал на кровати, покрытой дерюжным одеялом. Серые глаза ввалились, но их живой блеск свидетельствовал, что здоровье идет на поправку. В горнице, где стояла кровать, было чисто и уютно. На желтом полу — самодельные половички. На окнах — горшки с геранью.

— Проходите, Матвей Алексеевич. Я давно поджидаю вас. Маша, дай гостю табуретку, весело распоряжался Петр.

Как все выздоравливающие, он был в состоянии радостного возбуждения.

— Черт дернул меня заболеть. Тут дел невпроворот, а я лежу как чурка. Ну, теперь скоро поднимусь. Вставал уже, да голова кружится.

— Вставать запрещаю, — с шутливой угрозой сказал Матвей Алексеевич.

— Узнаю медицину, — Петр рассмеялся. Потом, сразу посерьезнев, осведомился: — Ну что там, в стойбище? Мария говорила, вы обход уже сделали. Рассказывайте.

Мартыненко коротко обрисовал положение.

— Да, дела незавидные. — Петр потер ладонью остриженную голову. — Говорите недоверчиво встретили вас нанайцы? Понятно. Ведь как люди жили? И не только нанайцы. Почти неграмотную Россию царь и помещики нам оставили, чтоб им ни дна ни покрышки! А суеверия и в русских деревнях хватает пока. Но там, хотя и редко, больницу и школу встретишь. Здесь же самый умный человек — шаман. А революцию разве легко было делать? Справимся и с темнотой и невежеством, верно говорю?

Матвей Алексеевич со все возрастающей симпатией слушал этого щуплого, но твердого духом человека.

— Больных когда перевозить будете?

Сегодня начнем. Сергей закончил оборудовать амбар. Хотя и далеко до идеала, но летний госпиталь получился.

— Замечательный парень Сергей, — заметил Петр.

— Удивил меня, — оживился Матвей Алексеевич. — День и ночь плотничал, помощников своих загонял.

— Хороший народ нанайцы, душевный и приветливый, — сказал Петр. — Помощники... Да, нам тут надо побольше заиметь таких вот помощников, тогда мы любое дело осилим. Вы коммунист?

— Нет, я не в партии.

— Все равно, вижу: у вас душа коммуниста.

— Я с семнадцатого в партии. В Красную гвардию — и в партию. На посту в Кремле у квартиры Ленина стоял. Вот, как вас, Ленина видел. Душевный человек. Раз говорит мне:   «Товарищ красноармеец, вы бы сели на табуретку, тяжело да и неудобно вроде стоять у квартиры Ленина. Как вы на это смотрите?» — «Смотрю отрицательно», — отвечаю. «Почему же?» — а сам смеется. «Не по уставу, товарищ Ленин». — «Ну, если не по уставу... Вам виднее, вы человек военный».

Ленин... Потом фронты. Разные. На каких только не побывал! Здесь, на Дальнем Востоке, от Волочаевки до Спасска прошел с боями. Комиссаром полка был. Ранили под Спасском. Ничего, выправился. Пришел в Далькрайком, работу требую. Меня посылают в деревню кооперацию налаживать. Поначалу я на дыбы: «Мне, боевому рубаке, костяшками щелкать! Ни в жисть!» Долго упирался, по когда прочитали мне статью Ленина о торговле нашей, советской, понял: нужно идти. Торговля — наш новый фронт. Вот так я сюда, голубчик, и попал. И скажу вам: никогда на фронте не было так трудно, как здесь. Но не жалею, что согласился. Живое дело в твоих руках, для живых людей.

— Матвей, лодка сколько надо? — В дверном проеме стоял Иннокентий. Из-за спины выглядывал улыбающийся Качатка.

— Заходите, заходите, — замахал рукой Петр. И фельдшеру: — Вот они, помощники.

Матвей Алексеевич стал прощаться.

— Баня нужна, — вздохнул он. — На улице придется мыть больных.

— Зачем на улице, есть баня! — приподнялся на локте Петр. — Верно говорю. Сам построил. Только помыться не удалось как следует. Лишь один раз с Иннокентием попарились. Как, Иннокентий, хороший пар?