Награда для чемпиона

Выходя вместе с ней из самолета в нью-йоркском аэропорту и провожая ее до машины, он обнаружил, что не хочет ее отпускать. Не хочет, чтобы она исчезла из его жизни. Он не знал, что произошло между ними в Каннах, и не хотел об этом думать. Но он не мог забыть вкус ее губ и боль в ее глазах, которой там не должно было быть. Это не имело смысла, как и то, что его сердце в тот момент пронзила та же самая боль.

Перед его внутренним взором стояла фотография, на которой Миранда смотрела на него так, словно ее переполняла любовь к нему, которую было невозможно выразить словами. Тот взгляд заставил его забыть о происходящем и поцеловать ее снова, словно от этого зависела его жизнь. Все это оказалось на следующий день на страницах печатных изданий, в Интернете и выпусках новостей.

Похоже, он потерял голову от Миранды Свит.

Этого не должно было произойти. Его цели были четкими и ясными. Он планировал сначала соблазнить ее, а затем жестоко бросить. Сделать так, чтобы впредь все воспринимали ее критические замечания в его адрес как проявление гнева брошенной им женщины. Она определенно это заслужила.

Вот только все пошло не по плану.

Он ожидал, что будет ее желать. Высокомерные женщины с хорошим образованием, равнодушные к его заслугам, были его слабостью. Он всегда хотел того, чего ему не следовало хотеть. Того, что могло его разрушить. Это была семейная черта.

Также он ожидал, что будет ненавидеть и презирать ее, и не мог понять, почему в его душе не было ни ненависти, ни презрения к ней. Еще меньше ему было понятно, почему он рассказал ей о вещах, о которых прежде никогда никому не рассказывал.

Его пугали чувства, которые вызывала у него эта женщина. Он не из тех, кто привязывается к людям. Для этого он слишком благоразумен. Он любил своих родителей, а они умерли. Он пытался любить своего дядю, пока тот не начал пускать в ход кулаки. Он восхищался своим первым тренером, человеком, которого считал своим спасителем, пока тот не попытался украсть у него призовые деньги. Он любил Николая, но оставил его, когда тот в нем нуждался, и из-за этого его младший брат превратился в бесчувственного робота.

— Увидимся через десять дней, — сказал он Миранде, открыв для нее пассажирскую дверцу.

— Да, — ответила она с деланым спокойствием.

— Миранда…

Но ему было больше нечего ей сказать. Благотворительный прием, а следовательно, и их расставание были не за горами.

— Думаете, они будут меня преследовать?

Ему не понравился ее неуверенный тон. Он хотел, чтобы вернулся ее прежний пыл. Чтобы она почувствовала то же безумное желание, которое живет в нем сейчас. Он хотел обладать ею, чем бы это для них обоих ни обернулось.

— Папарацци? — спросил Иван и, не в силах удержаться, взял прядь ее темно-рыжих волос и намотал на палец. Он не хотел оставлять ее в Нью-Йорке. Он вообще не хотел с ней расставаться. — Да. Они не дадут вам прохода. Поэтому из квартиры выходите только при полном параде.

Они уже обсудили это в самолете, когда она, закутавшись в плед, сидела напротив него и отводила взгляд, словно чего-то боялась. Он сказал ей, что она должна, а чего не должна говорить.

Она со всем согласилась, но, когда они стояли у машины, смотрела на него так, словно он ее предал. Словно она приняла его предложение не по своей воле.

— Вы могли сказать «нет», Миранда, — произнес Иван резче, чем хотел, и она напряглась, как от боли.

— Разве могла? — Ее язвительный тон вернулся, чему Иван был несказанно рад. — После того как вы сказали, что меня в обоих случаях будут считать лицемеркой? Думаю, мы оба понимаем, что вы уже тогда прекрасно знали, что я сделаю так, как вы хотите.

— Когда? — спросил он таким же тоном. — Простите, профессор, я, должно быть, не заметил вашего моментального подчинения.

Миранда злобно улыбнулась. Иван сказал себе, что это намного лучше, чем боль. От боли он не умеет избавлять. Он умеет только причинять ее.

— До встречи, Иван, — попрощалась с ним она, забираясь в машину. — Пусть следующие десять дней будут долгими как десять лет.

— Не думаю, что ее так легко сломить, — сказал он Николаю, сдерживая нежелательное восхищение.

Его брат нахмурился:

— В таком случае тебе придется поработать, чтобы на благотворительном вечере…

— Я помню план, — отрезал Иван. — Если ты не забыл, это была моя идея.

— Я все прекрасно помню. А ты?

Во взгляде Николая читался вызов. Ивану хотелось его ударить, но многолетнее чувство вины перед братом заставило его сдержаться. Не дав выхода своей ярости, он отвернулся и уставился в иллюминатор.

— Я так и думал, — сказал Николай.

У Ивана не было на это ответа. Он не знал, чего хочет. Точнее, знал, но боялся себе в этом признаться.