Награда для Иуды

Еще полчаса назад, переступая порог кабинета, страховщик не выработал для себя определенной тактики поведения. Еще не решил, поиграть ли в молчанку или продолжать гнуть старую линию. Теперь, увидев зловещие кровавые отметины, он принял мгновенное решение: надо рассказать все, от начала до конца, как было. Никого не выгораживая и не защищая ни себя, ни покойного брата. Авось, следователь возьмет подписку о невыезде и отпустит с богом до следующего допроса. Лишь бы не били, лишь бы не в камеру…

***

Закиров внимательно следил за блуждающим взглядом Елисеева и, кажется, читал все его мысли. Следователь испытывал тяжелую сонливость, он провел трудную ночь, и виной тому некий Иван Дормидонов, помощник кладовщика, ставший невольным свидетелем бытового убийства своего непосредственного начальника, редкостного бабника, которому ревнивая любовница перерезала ножом глотку. Как выяснилось позже, Дормидонов – кретин и к тому же законченный психопат, хоть на учете в диспансере по какому-то недоразумению не состоит.

Допрос начался в этом самом кабинете в восемь вечера, а закончился темной ночью в первой градской больнице. Беседа в прокуратуре затянулась чуть ли не до полуночи, потому что каждый простой вопрос этому идиоту приходилось повторять по пять раз. Дормидонов не понимал сути простых слов или делал вид, что не понимал. Следователь нервничал, ему хотелось встать и кулаками раздолбать физиономию Дормидонова в кровавый блин, чтобы Ваньку не валял и не выдрючивался. Закиров переходил с крика на шепот. Часто вставал, тер сжатые кулаки, но сдерживал себя волевыми усилиями, снова садился на место, старался вспомнить очередной вопрос. Однако его нервозность постепенно передавалась свидетелю.

В двенадцатом часу ночи, когда Закиров поднялся из-за стола, чтобы открыть форточку и проветрить прокуренную комнату, Дормидонов схватил со стола ножницы. Услышав какой-то непонятный металлический звук, Закиров, уже потянувшийся к форточке, мгновенно обернулся. Чик, чик… И на светлый полированный стол упал язык Дормидонова. Из разжатых пальцев вывалились конторские остро заточенные ножницы.

Свидетель, обхватив ладонями рот, что-то мычал, из-под пальцев брызгала кровь. Затем он сорвался со стула и начал носиться по кабинету, вокруг столов, сбивая на бегу стулья, поливая кровью казенное имущество и заполненные протоколы. Через десять минут весь кабинет, стол и даже стены, были залиты этой проклятой дрянью. А Закиров вместе с двумя дежурными офицерами, вызванными с нижней вахты, сбили Дормидонова с ног и заковали в наручники. Открыли кабинет заместителя межрайонной прокуратуры, потому что только там стоял холодильник, вытрясли из морозилки в целлофановый пакетик кубики льда. На эти кубики положили отрезанный язык, завернутый в другой пакетик.

«Скорую» вызывать не стали, пострадавшему засунули в рот вату и бинт, усадили на заднее сидение дежурной машины, между Закировым и капитаном внутренней службы, и приказали водителю гнать в первую градскую.

Дежурный врач оказался пьян, но на ногах еще держался. Возиться, пришивать отрезанный язык, ему не хотелось. «Ничего, – врач дыхнул на Закирова свежим перегаром. – Я ему зашью пасть. А уже через две недели он сможет потихоньку блеять на допросах. Ведь отрезана только треть языка, не весь. Понимаете? А вам нечего ножницы разбрасывать, где попало». Врач выбросил отрезанный язык, обложенный кубиками льда, в мусорную корзину и отправил Дормидонова в операционную.

Закиров вернулся в прокуратуру и долго ползал с тряпкой по чужому кабинету, смывая кровавые лужицы, потому что уборщица здесь появится не раньше вечера понедельника. Сегодня перед допросом Елисеева следователь обнаружил, что на столе и подоконнике остались кровавые пятна, не замеченные ночью, а на полу виднелись багровые разводы.

***

– Когда вы в последний раз виделись с покойным братом? – Закиров раскрал блокнот и прошуршал страничками.

– Это не имеет значения, – неожиданно заявил Елисеев. Голос звучал хрипло, с надрывом.

– Что-что? Не понял.

– Я говорю, это не имеет ни малейшего значения.

– Вот как? – Закиров под столом скинул тесноватые ботинки и с наслаждением пошевелил занемевшими пальцами. – Очень интересно.

– Ничего интересного, – прохрипел Елисеев и потянулся к графину с водой.

Несколько минут в кабинете стояли тишина, которую нарушали автомобильные гудки на улице. Закиров постукивал по бумагам кончиком ручки. Страховщик о чем-то думал минут десять. Наконец Елисеев открыл рот и заявил, что расскажет все, что знает, но для начала хочет обговорить некоторые условия и получить гарантии. Во-первых, он настаивает на отмене проверок финансовой деятельности страховой компании, изъятии печатей и штампов, допросах сотрудников, а также временном аресте банковских счетов. Если сейчас на него разом навалятся милиционеры и налоговики, бизнес, выстроенный им, скорее всего, уже не спасти. Во-вторых, Закиров должен пообещать, что Елисееву, помогающему следствию, в будущем не предъявят никаких обвинений по уголовным статьям.