Награда королевы Марго

— Вы, наверное, слышали, что по аллеям усадьбы Тургенева уже двести лет ходит призрак его дяди, — произнес весьма будничным голосом Володя. — Это совершенно официально, и все музейные работники принимают это как должное. Для них он вроде экспоната. Дядя Тургенева был масоном. Это он разбил парк перед усадьбой в виде звезды Соломона. Почти сразу же после этого барин подавился орехом, и его погребли в фамильном склепе, который находится на территории усадьбы. Но это к слову, для общего, так сказать, развития. В восемьдесят восьмом году наша аэрофотолесоустроительная экспедиция стояла недалеко от этой усадьбы, и я решил воспользоваться случаем и пообщаться с масоном. На центральной аллее, по которой ходил призрак, рос огромный тополь. На нем я свил себе гнездо и засел на ночь. Разумеется, я обезопасил себя крапивой и шпагой Парацельса, которую сделал из кочерги. Я же не сумасшедший! Словом, ждал я три ночи. И вот на четвертую, сразу после грозы, вдруг вижу на аллее светящуюся дымку. Она медленно плыла по дорожке, как раз к тому самому тополю, на котором сидел я. Когда я сообразил, что это и есть призрак дяди Тургенева, то спрыгнул вниз и пошел ему навстречу. Не дойдя нескольких шагов, я четко различил прозрачный силуэт старика. Он меня увидел, но не остановился. Видимо, собирался пройти мимо. Тогда я начал задавать вопросы. — Володя посмотрел на притихших гостей и рассмеялся. — Я ему про смысл жизни, а он мне про какой-то клад, зарытый под тополем.

— Ты слышал его голос? — спросил Колесников.

— Понимаешь, — поморщился Кузнецов. — Его голос исходил не от него. Он раздавался у меня в мозгах, такой хриплый, дряхлый голосино со старческим покашливанием. И выражался старикашка так медленно, витиевато, и все больше про клад. А это был восемьдесят восьмой год. Сами понимаете, теософской литературы никакой, а меня очень тянуло к эзотерическим знаниям. Словом, ходил я за ним всю ночь, но так ничего и не добился.

Володя сокрушенно вздохнул и снова поднял рюмку. Гости торопливо переглянулись, чокнулись, и Колесников спросил:

— Ну а крыша-то как поехала?

— А! — вспомнил Володя, зажевав водку сыром. — Это уже через две недели, когда мы приехали в Казань. Общение с призраком оставило у меня на сердце какую-то жуткую тяжесть. И вот однажды вечером я почувствовал, что эта тяжесть начала выползать наружу, отщемив от меня половину моей сущности. Словом, астральное тело вышло из меня и пошло. Я, естественно, за ним. Следую в полушаге. Чувствую, что если оно отделится полностью, то мне конец. Вот так мы и ходили по набережной Казани двое суток точь-в-точь как на египетском барельефе, где за человеком в полушаге следует другой человек. Чего я, мужики, только не насмотрелся за эти два дня, каких только существ не увидел: и полулюдей, и существо в виде осы, только метра четыре в высоту, попросило у меня энергии. Типа для того, чтобы добраться до своей планеты. Я так понял. Ну, я дал своей энергии. Взаймы, конечно. Дал, и вот прошло уже тринадцать лет, а оно все не возвращает.

Трубников взглянул на Колесникова и тут же отвернулся, поскольку тот судорожно трясся от рвущегося наружу хохота. Евгений прикрыл улыбку ладонью и отвернулся к двери. Воцарилось идиотское молчание.

— Тяжелый случай, — наконец выдохнул Трубников.

— Да, типичный козел! — подхватил Колесников и сам заблеял козлом, не в силах больше сдерживать смех.

Трубников незаметно показал ему кулак, но не выдержал и тоже расхохотался. Кузнецов и не подумал обидеться.

— Ну а зарабатываешь как? — поинтересовался Трубников, больше из вежливости, нежели из любопытства.

— Так себе, — ответил Володя. — Хотя иногда перепадают шабашки. Вот месяц назад, например, я выпилил прорубь для Лужкова на Воробьевых горах.

— Выпилил?! — одновременно воскликнули гости.

— Выпилил! Бензопилой! — невозмутимо подтвердил Володя. — Десять метров в длину и пять в ширину. Он же морж. Вы разве не знали? Пилил в шесть утра. Еще было темно. Пока допилил до конца, вымок как мышь. И думаете, сколько мне за эту работу заплатили? Двести рублей!

После этих слов воцарилось жуткое молчание. Колесников взялся откупоривать вторую бутылку, и Трубников не мог не заметить, как дрожали его руки. Только Кузнецов ничего не заметил.

— Ну а вы как? — спросил он как ни в чем не бывало.

— Я возглавляю издательский дом, — ответил Евгений, стараясь быть непринужденным. — А Диман работает в газете. Кстати, у него в Нью-Йорке вышла книга стихов. И возможно, в недалеком будущем выйдет исторический роман. Если, конечно, он его допишет.

— Никогда я его не допишу, — мрачно отозвался Колесников, справившись наконец с пробкой.

— А вот это зря, — покачал головой Кузнецов. — Роман — это очень серьезно. Незаконченное творение может исковеркать всю жизнь. Незавершенная судьба персонажа часто переходит на судьбу автора, и тогда ему самому приходится доживать жизнь за своего героя.

28