Награда за риск

Хименес бросил взгляд на часы и бодрым тоном предложил Эмме вместе пообедать. Они оба были в числе очень немногих, кому речь нового хозяина фирмы не сулила краха уже в ближайшем будущем.

— Извините, сеньор Хименес, но я сегодня обойдусь без обеда. Мне полезнее глотнуть свежего воздуха в парке.

Эмма давно уже облюбовала у пруда скамейку, со всех сторон окруженную деревьями. Почти всякий раз во время прогулки она заворачивала сюда. Здесь тихо, спокойно, красиво. А сегодня еще и забавно: два мальчугана, которым мать позволила разуться, с восторгом топали ножками по мелководью. И вдруг черная тень упала на воду.

— Да, прекрасное место. Наверное, вы частенько сюда убегаете, когда вам наскучивают ваши апартаменты…

Только у одного человека такой властный, проникающий в самые недра души голос. Эмма думала, что есть место, где она может от него укрыться. Как бы не так!

— Вы правы, сеньор. И простите, что не падаю на колени и не рассыпаюсь в благодарностях за добрые слова и вообще за ваше доброе ко мне отношение.

Скамейка чуть скрипнула, когда он присел рядом.

— Когда это кончится, Эмма? Почему ты все время передергиваешь мои слова?

— Я как-то не так выразилась, да? Нет, правда. Пруд чудесный. И жилье у меня прекрасное. Спасибо.

Потом он стал спрашивать о Брэде — уехал ли тот и не связано ли это как-то с ним. Эмма сказала, что да, уехал, и нет, не связано.

— Видишь ли… Я сам поверил, что открыл тебе глаза ради твоего блага, но теперь убеждаюсь, что был не совсем бескорыстен.

— Я это поняла.

— Ну как ты, guapa? Сеньор Хименес не может нахвалиться.

— А главы других отделов? Например, финансового?

Он загадочно улыбнулся, и ей стало не по себе.

— Чем же ты так огорчила Эдуардо?

— Ничего плохого я ему не сделала. Однако он меня недолюбливает, а мнение таких людей меня интересует больше всего… Но мне, пожалуй, пора.

Да, ей надо идти. Иначе в какой-то момент перед ним промелькнет прежняя Эмма, готовая все простить. Нет, прощения не будет, слишком глубоко нанесенное ей оскорбление!

— Побудь еще чуть-чуть. Я так мало тебя вижу. — Луис взял ее руку, и она посмотрела ему в глаза. Они были темные, тревожащие, чувственные. Эмма позволила вновь усадить себя на скамейку. — Благодарю. — Теплота его улыбки проникала ей в душу. — Мне так не хватает наших тех разговоров. Стоит мне выйти на террасу…

После этих слов Эмма вскочила как ошпаренная.

— Я не хочу про это знать, Луис! — Память о днях, проведенных на вилле, причиняла ей еще слишком сильную боль.

— Прости меня, chica, я не понимаю…

Он держал ее руки так, словно это были конские поводья, которые он мог в любую минуту рвануть изо всех сил.

Эмма смотрела на растрескавшуюся от жары землю под ногами — нельзя больше встречаться с ним глазами. Он держал ее запястья, не делая ей больно, но давая понять, что она никуда не уйдет и должна согласиться на разговор. Мальчишек увели от пруда, стало совсем тихо, и она слышала стук собственного сердца, такой сильный, что и Луис, конечно, слышал его. Слабый ветерок зашелестел в ветвях у них над головами. С ним прилетел чудный аромат растущих невдалеке роз. Но он не мог победить его мужского запаха.

— Садись же наконец и давай поговорим.

— Что прошло, того не вернешь. — К изумлению Эммы, он отпустил ее сразу после этих слов. — Я не хочу про это говорить. Мне еще слишком больно.

— Понимаю. — Он заложил руки в карманы брюк, видимо боясь непроизвольно дотронуться до нее. — Но иногда боль излечивается с приходом понимания ее причин.

— А иногда нет! — отозвалась она, про себя подумала: только не при разговоре с причинившим эту боль.

— Ну, хорошо, Эмма, о прошлом — ни слова… Просто поговорим. — Она была в замешательстве. — Всего несколько минут. Скажи, ты очень сильно меня ненавидишь?

— Нет. — Она увидела боль на его лице и села рядом. — Ладно, не будем говорить и об этом. Что ты думаешь о сегодняшнем совещании?

— Ты ставишь меня в неловкое положение, Луис.

— У меня не было такого намерения… Эмма, говори со мной как друг, не как подчиненная.

— Ты действительно хочешь, чтобы я все тебе сказала? Тебе ведь не понравится.

— Что ж, сам напросился. — Он улыбнулся. — Что бы ты ни сказала, меня это не оскорбит.

— Мне кажется, что совещание было совершенно ужасное.

— Почему? — Тон его оставался прежним.

— По сути дела, ты ведешь себя как хулиган. Ты запугиваешь людей. И потом удивляешься, что они не ложатся костьми для тебя.

— Что же мне, хвалить их? Я из-за них потерял за полгода сто миллионов песет.

— Но криками ведь дела не поправишь.

— Я разве кричал?

— Во всяком случае, вел ты себя ужасно. — Он рассмеялся при этих ее словах. — Неужели тебе все равно, любят тебя люди или ненавидят?