Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917)

Возраст депутатов должен был быть не менее двадцати пяти лет. Им предназначалось жалованье от казны: «Дворянам по 400 рублей, городовым по 122 рубля, прочим же всем по 37 рублей».[171] И были объявлены льготы — депутат, «…в какое бы прегрешение не впал, „освобождался“ от смертной казни… пыток… и телесного наказания», а кто «на депутатов… нападёт, ограбит, прибьёт или убьёт, тому учинить вдвое против того, что в подобных случаях обыкновенно».[172] А чтобы «…члена Комиссии об Уложении узнать можно было, то носить им всем знаки одинаковые, к тому от нас определённые, которые во всю жизнь их им остаются».[173] Депутатам были выданы знаки в виде золотых медалей овальной формы (размером 42x36 мм) «…для ношения в петлице, на золотой цепочке… с изображением на одной стороне вензелевого императорского величества имени, а на другой пирамиды, увенчанной императорскою короною с надписью: „БЛАЖЕНСТВО КАЖДАГО И ВСЕХЪ“; а внизу — „1766. ГОДА ДЕКАБ. 14“».[174]

«…Депутатам же дворянам по окончании сего дела, а не прежде, дозволяется сии знаки в гербы свои поставить, дабы потомки узнать могли, какому великому делу они участниками были».[175]

В Комиссии в разное время участвовало от 518 до 586 депутатов. А поскольку некоторые из них по каким-либо причинам вынуждены были покинуть работу в Комиссии, то их заменяли другими представителями, которым тоже выдавались медали, поэтому согласно списку регистрации всего числа депутатов было выдано 652 медали.[176]

Любопытный случай, связанный с этой медалью, описал А. С. Пушкин в «Истории Пугачёва». Со всеми подробностями рассказал он о том, как бывший депутат Комиссии — казацкий сотник Падуров сумел обмануть с помощью этой медали полковника Чернышёва, и вместо того, чтобы привести его в Оренбург окольными путями, минуя повстанческие заслоны, он привёл его войско прямо к Пугачёву. Большая часть отряда полковника перешла на сторону восставших, сопротивляющиеся были уничтожены, а сам Чернышёв повешен.

Но самое интересное в этой истории то, что после подавления восстания Падуров был пойман и на основании решения суда подвержен смертной казни.

А как же закон о неприкосновенности депутата «в какое бы прегрешение не впал»?

Здесь А. С. Пушкин в недоумении разводит руками: «Не знаю, прибегнул ли он (Падуров) к защите сего закона; может быть, он его не знал; может быть, судьи о том не подумали: тем не менее казнь сего злодея противузаконна».[177]

«За прививание оспы». 1768 г.

Страшная зараза — оспа, перекочевала в Россию из Европы. Сначала она свирепствовала в центральных районах страны, но постепенно проникла дальше — на восток, угрожая существованию народностей Сибири. Эпидемия стала грозить русскому государству всеобщей трагедией.

В 1610 году оспа опустошала целые районы Нарымского ведомства, в 1631 — косила остяков и самоедов по Енисею, в 1651 году этой беде подверглись якуты на Лене. В некоторых районах выживала только четверть населения и те с паническим страхом убегали из селений и скрывались в глухой тайге. С 1691 до 1693 года болезнь безжалостно уничтожала чукотские стойбища, а «…приколымских чукчей почти не осталось».[178]

В Калмыцких степях оспа кочевала от одного улуса к другому, а потом вдруг неожиданно охватывала все разом. Ужас сковывал суеверных степных людей, когда они обнаруживали признаки оспы у своих близких. Обезумевшие от страха мужчины бросали кибитки с семьями на произвол судьбы, а сами со своим скотом уходили далеко в степи. Никакие родственные чувства не могли удержать их перед страхом страшной заразы.

С нашествием оспы население Сибири резко сократилось, а некоторые небольшие народности вымерли целиком. Правительство стало понимать, что в первую очередь нужны какие-то профилактические меры для борьбы с этой эпидемией.

В 1640 году вышло первое правительственное распоряжение о строжайших правилах по обращению с павшими животными: «…А которыя люди того Государева указа не послушают… и со всякия падежныя животины учнут кожи снимать, или которыя падежных лошадей… в землю копать не учнут… тех людей, по Государеву указу, велено бить кнутом без всякия пощады».[179]

В Москве и Петербурге стало развиваться «…дело медицинской полиции», усилился санитарный надзор и был обнародован очередной указ: «…Где у кого учинится во дворе болезнь с язвами… всем о том велено извещать Государю… чтоб их государство здоровое сберечь и беды на Московское Государство не повесить…».[180]