— Замечательно! Мне никак не удается уговорить Альдо «одомашнить» девочек. Как я уговорю его принять еще и ЭТО?
Бель-шум вздохнул:
— Я… наслышан об этом.
— Да что вы говорите? А кто заварил эту кашу? Кто послал меня в эту деревню? Зачем вы это сделали?
Старик встал и начал ходить из угла в угол, каждый раз переступая через Миуру. Ей было все равно.
— Это… я не планировал, ноэль. Было очень мало шансов на то, что вы найдете детей и захотите забрать их. Но я должен был попытаться. Я чувствую себя виноватым перед ними.
— А вы причем?
— Я ошибся и не один раз, — старик съежился рядом с феррай, усевшись на одну из разодранных подушек, взирая на меня несчастными глазами.
— Видите ли, я с самого начала знал, что план эр-реха обречен на провал. Я знал, что нас обманывают.
— Почему же не вмешались?
— Альдо радовался как ребенок, — жалко улыбнулся Бель-шум. — У него в жизни было так мало доброго, что я не посмел отнять от него и это.
— Вы все тут помешаны на вашем дорогом мальчике, — скривилась я.
А Бель-шум съежился еще больше, вцепившись сухими пальцами в край халата.
— Она была очень похожа на Гало, — глядя куда-то мимо меня, продолжал он. — Говорила на шем…, выглядело очень убедительно. Но я сразу понял, что она лжет.
— Почему?
— Украшения, ноэль, — усмехнулся он.
— Эти? — дотронулась я до ожерелья на своей шее.
— Что вы чувствуете, когда они на вас?
— Я? Ничего не чувствую, — пожала я плечами. — Я считала, что золото намного тяжелее.
— Вот именно! — восхитился он.
— Так значит это не золото?
— Золото. Самое настоящее, — кивнул он мне. — И бесценные рубины, «кровь пустыни», из Черных Проходов. Ваше ожерелье, ноэль, весит больше двух килограмм, каждый браслет почти полтора, в переводе на человеческую систему мер.
— Да ну! — отмахнулась я от старика. — Я бы почувствовала это. Я бы шею себе натерла и руки бы давно отвалились.
— О, вы опять забыли? Вы не человек, ноэль. Вы же знаете, как отличаются наши виды.
— Сильнее, быстрее…?
— Наконец-то! Для вас эти украшения — пушинки, а для той девушки они были кандалами. Она с трудом носила их, а вскоре сняла совсем. Я не решился говорить об этом эр-реху, а потом было уже поздно.
— Ясно, — буркнула я, с удивлением разглядывая свою руку.
— Но на моей совести не только мать Пирры, — Бель-шум тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. — Та, что пришла с Профессором…, как только я увидел ее, понял, что она обречена. И молчал…
— Кира, я виноват перед этими детьми, я, можно сказать, погубил их матерей. Одно мое слово и женщины были бы живы. Я не мог повлиять на Альдо и его решение удалить детей от себя, но потом появились вы. И у меня появилась надежда.
— Надежда?! Я почти развелась с Альдо и Трай гарантирует Окатору мрачное будущее. А я не знаю, что еще придумать. Я пробовала…. Меня никто не поддерживает.
— Ноэль?! — Бель-шум смотрел на меня как побитая собака.
— Вы не должны винить себя, — вздохнула я, — в том, что случилось, виноваты Полковник и Профессор. Мать Пирры была профессионалкой и знала, на что идет, ну, а мама Лики…, - умерла за свою любовь, мысленно продолжила я. Еще чуть-чуть и со мной будет тоже самое.
— Это не уменьшает моей вины, — вздохнул он. — Вам нужно поговорить с ним, — настаивал старик.
— Он не хочет!
— Ноэль, единственный с кем он будет разговаривать это вы. Только вы.
— Он. Не. Хочет. Как я его заставлю? — я без сил опустилась рядом со стариком.
Мы сидели и смотрели, как девочки возились на залитой солнцем террасе. Миура перевернулась на спину, раскинув в сторону все четыре лапы, пасть приоткрылась, и из нее вывалился длинный нежно-розовый язык.
Вдруг, небольшие ушки феррай встали торчком, а через минуту она исчезла, осталась только вмятина на подушке где она лежала.
— Наверно, кто-то идет сюда, — предположил Бель-шум, поднимаясь.
Занавески разлетелись в сторону и в комнату ворвался Альдо. Остановился на пороге, дернув плечом в сторону Бель-шума.
— Мы договорим позже, ноэль, — прошелестел старик и вышел.
Альдо стоял и смотрел. Неподвижный, невозмутимый, мрачный. Я сосчитала до десяти.
— Чего приперся?
Сморщившись, он поднял руку с моим браслетом и снова уставился на меня, а потом на девочек, бегавших вокруг цветущего розового куста.
— Ты можешь думать, что хочешь. Но то, что ты делаешь…. Не ты решаешь, когда и как тебе уходить, — он задумчиво покрутил в руках браслет и нехорошо улыбнулся.
— Я тебя не боюсь.
— Правда? — спокойно спросил он, сделав шаг вперед.
— Не боюсь, — сказала я, как можно тверже, сцепив руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.
— А теперь? — Альдо стоял почти вплотную.
— У тебя холодное сердце.
— Дурочка, у меня вообще нет сердца, — рассмеялся он мне в лицо.
— Не глупи, — протянул он мне браслет. — Верни его на место, и я забуду все, что ты говорила.
— Нет, — отступала я, держа руки за спиной.
— Я заставлю, — пожал он плечами.
— Пошел вон, — прошипела я, вжимаясь в угол.
— И что дальше? — ехидно поинтересовался Альдо, упираясь руками в стену по обеим сторонам от меня.
— Не вздумай пинаться! Будь умницей и дай мне свою руку, пока я не выдернул ее из тебя, — ласково попросил он.