Найденная рукопись, повествующая о домовых, потерявших свой дом

– Я? Ах да, я же вспомнил один случай… Тогда я был ребёнком, совсем ребёнком… Родители отвезли меня на лето в деревню, к бабушке. Хорошее было лето. Ха! – тут Петя рассмеялся, – как же мне досталось тогда от деда, когда я выпустил гусей, кур и поросят на волю и гонял их по всему полю! А как заливался Бублик! Лаял, точно помешанный, пытаясь собрать всю живность в кучу! Хе, весь вечер, после, простоял в углу… и именно тогда, я увидел домового. В первый раз получается.

Иголка с Крошем встрепенулись. Петя это заметил и поспешил ответить на немой вопрос:

– Да, он был очень похож на вас: волосы были по всему его лицу, лапти на ногах, подвязанная рубаха, ну прям точь-в-точь, как из сказок наших народных. Он стоял прямо передо мной, в том же углу, за печкой. То был взрослый домовой, нос картошкой, но ростом даже ниже меня тогдашнего, хотя мне тогда было… дай Бог памяти…. Мало совсем. Помню, как я испугался его и отпрянул, но….. Он так добро на меня посмотрел, улыбнулся мне, подмигнул, что и я невольно улыбнулся, но в следующий миг, когда я моргнул – исчез.

– Исчез, – повторил Петя.

Воцарилось молчание. Два домовёнка и один человек сидели на камне и смотрели на горы, скрытые плотным забором туч.

– Вы же домовые, да?

– Да, только ещё дети.

– Кхм, большие дети, – поправил Кроша.

– И всё это по-настоящему?

– Да.

Петя кивнул. Странно, но Иголке показалось, что теперь, рядом с ними, сидит не взрослый человек, каким он был, но тот самый наказанный мальчик, увидевший домового. Она его увидела так реально, что даже когда проморгалась – ей это не помогло.

– С тех пор я не видел ни одного домового.

– Мы все здесь.

– Зелёный край, – закивал человек, – а почему вы здесь? Вы ушли от… с Земли?

– Нет, не ушли, – грустно отозвался Кроша, – а я даже родился здесь и не видел Землю, но всё равно тоскуем по ней, ведь она наш дом!

– Раз вы не ушли, то… что случилось?

– Эм, мы многого не знаем, Писарь вот знает… Иголка, мы ведь можем рассказать, что знаем, да? Да?

– Да, наверное.

И домовята принялись рассказывать. О том, как они – их род – помогал людям, как убирали чёрный сор, как появились на Земле, и о том, как их прогнала старая ведьма, по просьбе ожесточившегося и озлобившегося старика. Рассказывали они всё, что слышали от Писаря, от Капитана и что им самим рассказывали их родители. Прошло никак не меньше получаса, прежде чем домовята закончили. Человек слушал их очень внимательно, а после не проронил ни слова.

– А это правда? – вдруг с жаром воскликнул Кроша, вспомнив о чём-то, что необычайно его занимало. Петя вздрогнул, вынырнув из своих размышлений.

– Что, правда? – переспросил он.

– То, что у вас города такие большие, что и взглядом окинуть их нельзя, а дома – выше нашей мельницы? – захлёбываясь от нетерпения скорее получить ответ скороговоркой спросил Кроша.

– Сущая правда, да. Я не видел ваших мельниц, но у нас есть дома махонькие, в один два этажа, но есть и такие, что и со счёту можно не раз сбиться, считая этажи.

– У-у-ухх, ты-ы-ы-ы, – в восхищении протянул Кроша, – Такие высокие!

– Но, большие города они…. Они красивы: паутинки улочек тянутся в разные стороны, а ночью освещаются белым светом и кажутся серебряными нитями, протянутыми сквозь чёрную ткань. И так интересно гулять, бродить по ним! Каждый раз видишь что-нибудь новое: дерево раньше не замеченное, или первая весенняя трава, на том месте, где ещё, кажется, вчера лежал снег; или дом – спрятавшейся в собственной тени. Можно тысячу раз пройти мимо него и даже не заметить, но в один из дней он, по каким-то причинам, откроется тебе ветхой красотой, сглаженной осенними лучами солнца.

Петя вдруг наполнился такой грустью, что невольно восторг Кроши улёгся, а Иголка прониклась печалью человека, но только не могла понять откуда она появилась. Если так прекрасны города – откуда взяться печали? Петя словно угадал её мысли или быть может – уловил её взгляд на себе, или понял, что грусть пробилась сквозь него и распространилась за пределы его души. Но он улыбнулся уголками рта, оставив глаза, как полные чаши, наполненными тоской.

– Простите, меня, просто мне всё это так живо представилось, я и забыл, что мой город теперь не такой. Может быть, где и остались города чистые, как мои воспоминания, но я таких не видел уже очень давно.

– Какие же теперь города? – с недобрым предчувствием спросила Иголка.

– Они… они, эх, тяжело объяснить, я чувствую, какие они стали, но слов подобрать не могу.

– Города стали стерильными. Наверное, это правильное слово, хотя, конечно мусору в них стало гораздо больше, но в то же время они стали стерильны, безлики. Тысячи способов очистить их от грязи придуманные человеком, а в конце концов мы просто загнали её в углы, облагородили, покрыли фантиками, вместе с этим стерев всё прекрасное с лица городов! Стерильны!