Найденыш

Странная девочка. Непохожая на местных. Местные — в основном блондинки, как и положено северянкам, ширококостные, сильные, и что греха таить… не очень красивые. Хотя… как это рассмотреть. Если с точки зрения южанки Уны красивая женщина должна быть утонченной, худенькой, гладкой и не очень большой — местные считали, что красивая женщина обязательно широкобедрая, плечистая, мощная! И мешок муки поднимет, и пьяного мужа домой отнесет, и лошадь на скаку кулаком срубит. И ребенка легко родит. А такие как Уна — ущербные, несчастные, никудышные.

Впрочем, так оно и есть — Уна никудышная, раз не может родить. И ничего с этим не поделать. Еще когда она была ребенком маги-лекари сразу определили: неспособна на роды. Потому ее судьба и была такой… хм-м… неправильной. Не такой, какой положено быть судьбе «порядочной» принцессы. Что по большому счету ее и спасло.

Мысли, мысли… чего тут думать? Завтрак надо готовить. Скоро девчонка проснется, и ее надо будет откармливать. Именно откармливать, а не кормить — такую худобушку надо как следует пичкать едой. Пока не наберет нормальный вес. А то как птичка певчая — одни ножки, да клювик!

Улыбнулась. Ага, птичка певчая! Так завопила… птичкам и не снилось! Голосяра — как… как… хм-м… непонятно — у кого. До сих пор в ушах звенит!

Уна весело хихикнула (она вообще не любила долго печалиться), и принялась шарить по закромам в поисках пряностей. В суп надо было добавить не просто пряности, а еще и те, которые возбуждают аппетит и подстегивают жизненную силу. Пусть быстрее восстанавливается! Пусть нагуливает аппетит!

Быстро, и без брезгливости, разделала мясо принесенное Кахиром. Не для себя — для пациентки. Сама и кашку с тыквой поест — полезно и вкусно. Поставила котел на плиту, добавив в печь на уголья свежих поленьев (ночью пару раз вставала, подбрасывала, уже в привычку вошло). Дрова сама напилила — летом и осенью. За то время, что здесь живет, обросла инструментами, в том числе и стальной пилой, довольно-таки большой ценностью в лесном краю. Без пилы дров не напилишь, придется нанимать работников, деньги платить. А Уне в охотку попилить бревна — двигаешь рукоять пилы и думаешь о своем… вжик-вжик, вжик-вжик… успокаивает, как медитация. Теперь вдвоем пилить будут — вдвоем-то сподручнее!

Почему уверена, что вдвоем? А некуда девчонке уходить. Не местная эта девочка. Почти что копия Уны в детстве — такая же темненькая, ушастенькая, худенькая. Как дочка! Если бы Уна могла родить.

Взгрустнулось, но тут же грусть вытеснили мысли о другом. Что-то давно не было больных, целую неделю. Так-то оно вроде и хорошо — для людей хорошо — но ей-то на что жить? Не хочется заветную заначку потрошить. Это только на крайний случай.

Оделась, пошла к проруби, захватив с собой здоровенный лесорубный топор. Махала им Уна очень ловко, как завзятый мужик, и скоро в разлетающихся ледяных брызгах забурлила темная вода. За ночь прорубь крепко промерзла, так что с первого-второго удара не сдалась. Мороз крепчает!

Скоро день зимнего перелома, когда солнце дает людям самую долгую ночь, а потом поворачивается на лето. В день поворота устраивается праздник Поворота. Уна на него ходит — почему бы и нет? Ее там ждут. Она хорошо поет, и все ей очень рады. Хоть Уна и затворница, но и ей иногда хочется побыть в человеческом обществе. Опять же… она молодая, крепкая женщина, и ей тоже хочется мужчину. На постоянные отношения Уна не решается, да никто особо и не горит желанием взять в жены бесплодную (Уна сразу распустила этот слух, поделившись с одной из знакомых «по-секрету»), но красивый молодой лесоруб с мозолистыми руками, или пышущий здоровьем купец с крепкими, ласковыми объятиями — иногда можно позволить себе расслабиться, и забыть, что она принцесса крови. Тем более что их объятия ничем не отличаются от объятий какого-нибудь родовитого наследника старой дворянской династии либо гвардейского офицера. Уж Уна-то это знает точно. Она не отличается особой любвеобильностью, но как лекарка, знает — для здоровья очень даже полезны пусть и редкие, но достаточно регулярные любовные соития. Без этого женщину ждет куча всяческих не очень приятных болезней.

По крайней мере, об этом говорят многие медицинские трактаты — на себе Уна такое не проверяла. Тем более что Уна женщина одинокая, брачными узами не скованная, и вообще — кому какое дело?! Неужели не имеет права хоть немного себя порадовать? Главное — не иметь дел с женатыми мужчинами. В противном случае тут не жить. Бабы объединятся и сожгут вместе с избушкой. Потом пожалеют, да — лекарки-то рядом не будет! Но вначале сожгут.

Вернулась, положила топор на его место — за дверь (Там ему самое место — на всякий случай. Мало ли…), взяла коромысло, ведра и пошла за водой. Сделала три ходки, и пока притормозила. Достаточно воды!