Найденыш

Ну что теперь поделаешь… Уна не Древняя, а дальний потомок Древних, и после того, как Древние стали брать в жены и жениться на обычных людях — кровь их разбавилась настолько, что магические способности у потомков некогда могучих магов стали очень слабы и редки. Иногда — исчезающее малы.

Уна медленно, осторожно подняла девочку, взяв ее за талию, и стала погружать в бочку — ноги ребенка коснулись поверхности воды, ниже, ниже, вот уже колени покрыты теплой водой….еще ниже… и тут… девочка встрепенулась, открыла глаза и закричала! Страшно, жутко закричала, так, что в ушах Уны даже зазвенело! Вцепилась в края бочки, и продолжая вопить, попыталась выпрыгнуть на пол!

Уна с трудом ее удерживала — в хрупком теле оказалось столько силы, что это было просто невероятно. Непонятно чего испугалась девчонка, но только этот страх похоже что удесятерил ее силы. Было полное ощущение того, что девчонка сражается за свою жизнь, дает миру свой последний бой.

Видать, она из тех людей, которые никогда не сдаются! — подумалось Уне, которая безуспешно боролась со скользким от воды и невероятно сильным существом. Дело в том, что лекарка боялась повредить девочке — у нее и так похоже что сломана ключица, попробуй как следует прижать — можно и руку сломать, и ребра. Уна была довольно-таки крепкой взрослой женщиной, физические упражнения и жизнь в одиночестве в лесу развили ее мускулатуру настолько, что с нее можно было писать анатомический атлас (она спокойно поднимала тяжеленные мешки и без проблем могла ворочать здоровенного мужика на кушетке для лечения). Иначе тут и не выживешь — это лес, тут или ты делаешь, или помираешь.

Положение спас Кахир. Он подошел, понюхал вопящую девчонку, потом оскалил зубы и так оглушительно гавкнул, что даже перекрыл девчоночьи вопли. А девочка от неожиданности замолчала, ошеломленно посмотрела на пса, широко раскрыв глаза и выпучив их как на какое-то чудо (собак не видела, что ли?), а потом тихо заплакала, всхлипывая, и продолжая цепляться ручонками за края кадушки.

— Ну ты чего, чего? — дрогнувшим голосом спросила Уна, сердце которой сжалось от тоски и жалости — Тебя никто не тронет! Это добрая собачка, просто не любит, когда шумят. Кахир, ну-ка, успокой ее!

Волкособ медленно подошел, оскалил белоснежные зубы в ехидной улыбке, и постояв перед замершей, совсем уж затихшей девочкой лизнул ее в нос огромным красным языком, оставив на лице девчонки мокрый липкий след.

— Ф-фу-у… Кахир! Ну что за манеры?! — хихикнула Уна — Полегче давай! Всю мордочку ей слюнями залепил! Ах, какой шаловливый пес! Я же тебя просила успокоить, а не развлекаться с новой игрушкой!

Кахир так и стоял перед замершей то ли от испуга, то ли от удивления девочкой, и только слегка повернул голову на тираду Уны, оскалившись и потряхивая кончиком языка, будто дразнился. Уна уже давно знала, что Кахир не так прост, как кажется — а еще, что он не совсем пес. Она разговаривала с ним, как с человеком, и Кахир понимал ее слова. В этом Уна могла поклясться чем только хочешь. Потому и относилась она к нему, как к человеку, как к члену семьи. Ели они за одним столом, спали в одной кровати — только иногда Уна спихивала на пол тушу пса, когда он совсем уж наглел, забрасывал на нее здоровенные лапищи, и на возмущенные требования Уны лечь как следует и убрать лапы — начинал тихо повизгивать и рычать. Мол, чего ты так разошлась, жалко тебе, что ли?!

Девочка вдруг протянула руку и коснулась огромной, лобастой головы зверя. Сердце Уны дрогнуло и сделало несколько быстрых судорожных толчков. Она слегка испугалась — Кахир никому не позволял дотрагиваться до своей головы. Кроме Уны, конечно.

Уна вспомнила, как однажды у нее в гостях был купец-лесопромышленник, которого сбросила норовистая кобыла. Он сильно повредил руку, а на несколько дней пути нет ни одного имперского лекаря с лицензией, так что пришлось ему срочно обращаться за помощью к местной лекарке. Так вот увидев Кахира, он тут же попытался погладить его по голове, и закономерно едва не лишился руки. Уна отдернула руку купца в самый последний момент, когда зубы Кахира собирались отхватить ему кисть до самого локтя.

Купец — моложавый мужчина лет сорока пяти — пятидесяти побледнел, сделался белым, как мел, а потом долго упрашивал Уну продать ему эту собаку — для собачьих боев на арене. Довел до того, что Уна пригрозила спустить на него Кахира, если он хоть слово еще скажет о продаже и все такое. А потом смягчилась и спросила купца — продает ли он своих детей? А жену? А брата? Купец понял, и сразу же сник. И как ни странно — не обиделся, наверное все-таки был умным человеком. Разве можно продать членов твоей семьи? Твоих близких?