Найди его, а я разберусь

– Учится в университете, – повторил я. – Она ведь приехала сюда архитектуру изучать.

– Хелен? – Он подался вперед, уставившись на меня, а потом расхохотался. – Никогда не слышал ничего смешнее. Хелен изучает архитектуру!

Он снова откинулся на спинку кресла, взревев от смеха. Люди начали оборачиваться на нас. Он в самом деле ржал так, словно услышал самый уморительный анекдот на свете. Мне это вовсе не казалось таким уж смешным. Я с трудом сдерживался, чтобы не отодвинуть кресло и не съездить кулаком по его смазливой физиономии.

Отсмеявшись, он перехватил мой взгляд. Наверное, он увидел, что меня это вовсе не веселит, поскольку попытался успокоиться и, извиняясь, взмахнул рукой.

– Прости, Эд. – Он вынул носовой платок и промокнул глаза. – Если бы ты знал Хелен, как знаю ее я… – Он снова заржал.

– Слушай, неужели это настолько смешно, – произнес я с досадой в голосе. – В чем дело?

– Еще как смешно. Только не говори, что она сумела тебя провести. До сих пор единственным мужчиной в редакции «Телеграмм», не раскусившим ее, оставался ее собственный папаша. Только не говори, что ты так и не составил о ней мнение.

– Ничего не понимаю. О чем ты толкуешь?

– Ну, значит, ты действительно больше с ней не встречался. Я-то думал, она станет тебя клеить, она вроде западает на крупных, мускулистых парней. Только не говори, что она заявилась в Рим в своих туфлях без каблука, очочках и с прилизанными волосами!

– Я все равно не понимаю, что ты пытаешься сказать, Джек. Что все это значит?

– Все это? – Он ухмыльнулся. – Похоже, ты даже более везучий, чем мне казалось, или невезучий, зависит от того, с какой стороны посмотреть. У нас-то все парни ее знают. Слава у нее дурная. Когда мы услышали, что Хелен собралась в Рим, а старик поручает тебе присматривать за ней, все мы решили, что рано или поздно тебе кранты. Она подбивает клинья ко всем, кто носит штаны. Так ты всерьез хочешь убедить меня, что она не пыталась с тобой заигрывать?

Я ощутил, как меня бросило в жар, а потом в холод.

– Это для меня что-то новенькое, – отвечал я равнодушным тоном.

– Ну и ну. Она ведь просто проклятье для мужчины. Конечно, признаю: все при ней. Она красотка, у нее зазывный взгляд, а от ее фигуры воспрянет даже покойник, но какие беды грозят из-за нее нашему брату! Не будь Чалмерз самой большой шишкой в репортерском мире, все газеты Нью-Йорка выходили бы с посвященными ей заголовками минимум раз в неделю. Ее имя не треплют в прессе, поскольку никто из репортеров не хочет ссориться со стариком. А она вляпывается практически в любую грязь. И из Нью-Йорка она слиняла сюда только потому, что каким-то боком причастна к убийству Менотти.

Я сидел, окаменев, и лишь таращился на него. Менотти был нью-йоркским гангстером со зловещей репутацией – немыслимо богатый, влиятельный, сам бывший киллер. Он занимался профсоюзным рэкетом, наживался на наркоторговле и проституции – не тот человек, с которым стоит водить знакомство.

– И как она связана с Менотти? – спросил я.

– Ходили слухи, что она его женщина, – сказал Максвелл. – Она везде появлялась вместе с ним. Одна маленькая птичка мне напела, что она была у него на квартире, когда его прикончили.

Примерно два месяца назад Менотти был жестоко убит в съемной трехкомнатной квартире, где у него было «любовное гнездышко». Женщина, которая была с ним, исчезла, и полиция так и не смогла ее отыскать. Киллер тоже скрылся бесследно. В основном все считали, что Менотти убит по приказу Франка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого депортировали из США после обвинения в наркоторговле, и сейчас он, как предполагалось, осел где-то в Италии.

– Что за птичка? – поинтересовался я.

– Это был Эндрюс, который, как тебе известно, всегда в курсе событий. Он обычно знает, о чем говорит. Хотя, может быть, на этот раз ошибся. Все, что я знаю наверняка, – Хелен везде появлялась в обществе Менотти. А в Рим уехала вскоре после того, как Менотти был убит. Консьерж того дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу прекрасное описание исчезнувшей женщины, и Хелен Чалмерз соответствует этому описанию один в один. Наши ребята вышли на консьержа раньше полиции и убедили его молчать, так что никто ничего не узнал.

– Ясно, – сказал я.

– Ну, если тебе не известно никаких пикантных подробностей ее пребывания в Риме, похоже, она здорово испугалась и наконец-то начала вести себя прилично. – Максвелл ухмыльнулся. – Честно говоря, я разочарован. Сказать по правде, когда я услышал, что мне предстоит занять твое место, я подумал, не замутить ли мне с ней самому. Она действительно нечто. Раз тебе поручили за ней присматривать, я надеялся услышать от тебя, что вы с ней уже нечто большее, чем старые друзья.

– Ты что, думаешь, я настолько туп, чтобы крутить роман с дочкой Чалмерза? – с жаром спросил я.