Найди меня, мама (СИ)

Я дернулась с кровати, на ходу оправляя разъехавшиеся на груди полы больничного халата. Наткнулась взглядом на Сергея, пожиравшего глазами открывшееся кружево на груди, на Романа, оценивающего мои размеры. Мужчина качнул головой, приказывая сесть и успокоиться. Он поднялся, неторопливо подошел к обоим оперативникам. Взяв капитана под руку, отвел в сторону и что-то негромко объяснил. Лобанов резко побледнел, перевел взгляд с одного Шалого на другого, смешно крякнул и пробормотал, выдавив на лицо жалкое подобие улыбки:

— Кто же знал? Сергей Алексеевич, извините. Я же при исполнении. Ордер вот… на арест…

В голосе капитана Лобанова плохо скрытая паника, страх перед всесильными мира сего, кому он перешел дорогу. Я могу только догадываться о почти безграничных возможностях братьев. Сергей никогда не демонстрировал их при мне. Потому для меня это все еще неожиданность. Мы с его помощником с недоумением взираем на разыгрывающуюся сцену.

— Выйдете все, — Сергей поднял голову, посмотрел на меня темными от ярости глазами. — Мне нужно поговорить с Дарьей.

Жесткое "Дарьей" обожгло хуже пощечины. Капитан и его помощник с радостью вымелись из палаты. Роман бросил на брата внимательный взгляд, замедлился, точно хотел предупредить о чем-то, но махнул рукой и исчез за дверью следом за обоими оперативниками. В палате снова воцарилась тишина. Хотел поговорить Сергей, но начала я. Еще не отошла от похищения и чокнутой Изабеллы, как новая проблема уже требует решения.

— Я не понимаю, что происходит, — я смотрела на ордер на арест в его руках. — Почему меня хотят арестовать? Артур Заварзин это кто?

Заварзин… Заварзин… Сашка снова влез в махинации и пытается меня подставить? Не простил отказа и приплел меня, чтобы испортить отношения с Сергеем и испачкать биографию. Мне предъявили очень серьезные обвинения, пусть они будут сняты, но в компании вроде "Интерстройинвест" мне путь заказан.

— Не надо, Даша, — остановил поток моих вопросов Шалый. — Не делай вид, что впервые слышишь.

Он потер ладонью щеки, покрывшиеся темной тенью суточной щетины. Отошел к окну, приоткрыл форточку и шумно вдохнул прохладный воздух, словно ему было душно. Уперся ладонями в пластиковый подоконник, глядя в темное стекло, в котором отражалась комната и сидящая на койке я.

— Сережа, я действительно ничего не понимаю. Объясни.

— У тебя хорошо получается, Даша. Достоверно очень. Даже Роман проникся, а он себе-то верит раз в год, — Сергей невесело хмыкнул. — Я все думал, каким он будет, тот человек, что переиграет меня? Представлялся этакий матерый волчара из спецов, которые бывшими не бывают. А на деле оказалась маленькая женщина. Хрупкая и слабая на вид. А на деле… аферистка, торгующая детьми.

— Какими детьми?! Это неправда! — тут уже не выдержала я, стискивая на груди тонкий шелк халатика.

Как он мог! Он же не всерьез! Преступницу нашел! Лучше бы за собой следили! Сами пригрели Изабеллу…

— Правда, Даша. Все правда. Я потому здесь и объявился вечером, что получил от службы безопасности копию уголовного дела, заведенного на тебя. Ты же работаешь на меня. И такие вещи я узнаю очень быстро.

— Уголовное дело! — мне все происходящее казалось страшным сном или чьим-то дурацким розыгрышем. — В чем меня обвиняют?

— Ты же слышала сама, — Сергей криво улыбнулся. — Ты вступила в преступный сговор с Заварзиным, с биологическим отцом своего ребенка, с целью продать перекупщикам детей Артура Заварзина.

— Я никуда не вступала. Никого не продавала. И понятия не имею, кто этот Артур Заварзин. Почему ты мне не веришь?!

— Артур, новорожденный сын Заварзина, — Сергей развернулся, уставившись на меня.

Голос его звучал ровно, немого устало, казалось, ему безразлична тема разговора и моя судьба. Лишь по вцепившимся в край подоконника побелевшим пальцам, догадалась, что он с трудом сдерживал бушевавшую в нем злость и обиду.

— Сын родился? — я удивленно вскинула бровь, припомнив, как Сашка упоминал что-то про беременность жены. — Я не знала. Мы не разговаривали с ним после.

Отлепившись от подоконника, Сергей подошел к стулу, стоящему у койки, развернул его спинкой ко мне и сел верхом. Теперь он был совсем рядом, только руку протяни. Но полные презрения глаза говорили, что мы дальше друг от друга, чем галактики во вселенной. Он верил, по какой-то непонятной мне причине, верил обвинениям, сфабрикованным непонятно зачем против меня.