Не с первой попытки, обливаясь потом от натуги, смогла уцепиться неверными пальцами за край и попыталась сесть.
— Антон, какого лешего! Где вы все? — тишину разорвал визгливый голос.
Вопила новая посетительница, которую не остановила табличка о закрытии. Эту бы и БТР не остановил. Я снова впала в прострацию, не могла поверить, что слышу ее голос. В своих рассуждениях даже не представляла себе, что все может быть ее рук дело. Может потому что когда-то не восприняла ее угрозы всерьез?
Пальцы разжались, и рука упала обратно. И вовремя, по каменному полу дробно застучали каблучки. На меня повеяло французской дорогой классикой Шанель, сейчас кажущейся омерзительной. Физически чувствовала на себе цепкий, с каждым мгновением становящийся все более довольным взгляд. Замерла, не зная, как поступить. Надо мной нависала она — заказчица моего кошмара.
— Наконец-то, — выдохнула она, не скрывая радости, — Ты, тварь, тут, где и должна быть. Я пообещала тебе, что закопаю и выполнила обещание. А ты не поверила. Думала, я тупая, ревнивая истеричка? — она сделала паузу, точно ждала, что я отвечу. — Запомни, я всегда держу слово, — я почувствовала на лице теплое дыхание, — Я знаю, что ты меня слышишь и все понимаешь. Тебя ждет скорая смерть, но я хочу чтобы ты знала… Не стоило вставать на моем пути. Я предупреждала, что братья Шалые мои. Но ты, выскочка, решила влезть. Деревенщина решила стать леди, в театр приперлась, — она зарычала, — Театр-это была последняя капля… Юлька давно предупредила меня о тебе. И я сразу ей поверила. Юлька еще ни разу не ошиблась. Я-то не ты, тупая, и подготовилась. Хоть ты, бледная тень голодранки, не достойна быть Шалой, но тебе как- то удалось влезть к нему в постель, — она вновь замолчала. А я пыталась дышать через раз, чтобы себя не выдать невольным движением или гримасой, — Антон… Я легко нашла этого олуха готового ради денег на все, ждал лишь моей отмашки.
Она замолчала, а я услышала истошный лай собак, доносившийся с улицы. Изабелла тоже прислушивалась к нему, но не сочла опасным и, уверенная, что жить мне осталось недолго, в лучших традициях романов, продолжила монолог-исповедь, важный для психопатов не меньше, чем сама смерть врага. Показать себя гениальным, легко переигравшим врага, насладиться минутой триумфа — в этом смысл, а не в физическом уничтожении.
— Я столько лет делала все, чтобы стать Шалой, на такое пошла, на такое… — она не договорила. Я лишь слышала ее порывистое, взволнованное дыхание, — Я так хотела… старалась ему нравиться, чтобы понял, что я лучшая на роль его жены. Но она меня опередила… Юлька… — Изабелла с ненавистью выплюнула имя соперницы, — Как же она меня раздражала… И ее беременный живот, возле которого Шалый крутился ужом, стараясь выполнять ее прихоти… И она… позволяла, как королева… А я… молилась на него, — Белла точно одержимая глупо пробормотала проклятия в адрес Юлии Шалой, — Не оценил… они никогда не ценят настоящие чувства… И я… поклялась, что он любой ценой станет моим, — сумасшедшая провела ногтем по краю гроба, царапая полировку с мерзким звуком и негромко продолжила:- Она и ребенок заняли мое место… Я стерплю такого. Мое — это мое. И я толкнула ее с лестницы. Надеялась, что она свернет себе шею. Ждала и не вызывала скорую, — снова пауза, а я не знаю, как долго еще продержусь, делая бесстрастный вид, слушая признания убийцы, — Шалый вернулся не вовремя, точно почувствовал и вызвал врача. Ее увезли без сознания, а там, в той же больнице уже рожала жена братца, — вновь остановка и мерзкий, выводящий из себя скрежет по полировке. — Она выжила и ребенок тоже. Но я знала, если мальчишки не станет, Юлька долго не протянет. Горе ее добьет, и я получу своего мужа…. Я сама его, когда медички ушли… он был такой мелкий… — в голосе послышалась брезгливость на грани отвращения, — не жилец…Дело было сделано, но появился другой, живой, — в голосе звенела ярость. Я же замерла, понимая, что Изабелла избавилась от ребенка Юли. Вот только какой Юлии. Затаив дыхание, боясь пропустить слово, ждала, что она назовет имя брата, совершенно забыв про свое плачевное положение, — Они меня переиграли, но лишь отсрочили неизбежное. Она все равно потеряла Шалого, уступая его мне. Так и сказала, уходя… А тут ты! — гневно воскликнула Изабелла. — Пора с тобой кончать, нищенка! Где этот пульт?
Я почувствовала, как гроб качнулся и медленно пополз. С характерным лязгом разошлись створы печи. С ужасом поняла, что сейчас попаду в топку, распахнула глаза. Надо мной склонилось перекошенное злорадством лицо Изабеллы. Она потрясала пультом и довольная сделанным, смеялась.