Найди меня. Сейчас

Для меня не совсем обычно позволять похоти брать верх. Как правило, я застенчива. Но вчерашняя ночь с Рисом не могла пройти иначе. Я не поборола бы желание, даже если бы захотела. И ни о чем не жалею. Это была лучшая ночь в моей жизни, которую может превзойти только следующая ночь с ним – и последующая, и послепоследующая, и так далее.

Глядя на Риса, понимаю, что хочу быть рядом с ним, поддерживать его, если будет тяжело. Хочу узнать его от и до, со всеми сильными и слабыми сторонами, страшными переживаниями и прекрасными воспоминаниями. А если окажется, что последних не существует, хочу создать вместе с ним настолько прекрасные, чтобы затмить все остальные.

– Расскажешь мне, откуда ты? – спрашиваю я.

– Из Перли, – говорит он. – Но это тебе и так известно.

– Нет, я имею в виду, как ты рос? Какая у тебя семья?

– С места в карьер, да? – отвечает он. – Я из южной части города. Родился там и вырос. Не лучший район. Бедность, высокий уровень преступности. Отец сбежал, когда я был младенцем, и мама еле сводила концы с концами, работала уборщицей. – Замолчав, он продолжает: – Пока не познакомилась с Доном. Мне тогда было восемь. – Рис сглатывает. – Всего через полгода они поженились, и вдруг у нас появились деньги. Немного, но достаточно. Мама бросила работу. Какое-то время все шло хорошо. – Он делает паузу и смотрит на меня грустными глазами. – Но постепенно мы начали замечать, что с Доном что-то не так. Иногда у нас дома хранилось оружие. За столом на кухне сидели странные люди. Мама становилась все тише. Я реже бывал дома, потому что чувствовал себя там некомфортно. Никто не задавал вопросов, откуда брались деньги: ни я, ни мама. – Он делает глоток кофе.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Однажды утром кто-то постучал в дверь. Я еще лежал в кровати и не собирался вставать. Слышал, как шепотом ругаются мама и Дон. Потом раздался грохот – дверь выбили. Я услышал мужские голоса, а в следующую секунду полицейские уже стояли в моей комнате. Спецподразделение. Меня выдернули из постели и вдавили лицом в стену. Мать рыдала и кричала: «Нет, нет, нет!» – а Дон велел ей захлопнуть пасть. Я не сомневался, что это ошибка. Наверняка они меня с кем-то перепутали.

– Так и было, да? – едва дыша, спрашиваю я.

– Копы нашли в моей комнате килограммы наркотиков. Кокс, героин, крэк. Все это тяжелое дерьмо. У меня под кроватью лежала пушка, которую Дон до этого заставил меня подержать, чтобы на ней остались мои отпечатки пальцев. Мой арест стал сенсацией. Копы наконец-то раскрыли дело с наркотиками. Дон был неприкасаемым, с ним не связывались. А против меня возбудили дело. Никто не захотел свидетельствовать в мою пользу в суде. Никто не посмел обвинить Дона. Даже мама. С тех пор я ее не видел. Она написала мне письмо, в котором просила прощения. Она с Доном и… Она начала новую жизнь в другом месте. Вот и вся история.

– Больше у тебя никого нет?

– Мои родственники не живут здесь, в Перли, если ты об этом. И ни разу не пытались выйти со мной на связь. Думаю, Дон выставил все так, будто я опозорил семью.

Рис пожимает плечами. Он рассказывает небрежно, словно это не одна из самых печальных историй, которую можно себе представить.

– Теперь ты знаешь, откуда я. Из помойки, если быть откровенным. А люди, которые жили там со мной, были отбросами.

– О, Рис, – вырывается у меня. Я обвиваю его руками, а он утыкается лицом мне в шею.

– Но знаешь, – продолжает он, – теперь все кончено. Все позади. Я справился. И у меня есть ты. – Он вопросительно смотрит на меня. – Ты ведь у меня есть, да?

– Вся без остатка, – отвечаю и радуюсь, когда Рис улыбается. – А у меня есть ты.

– Тамсин? – зовет он.

– Да?

Потупив глаза, Рис сверлит взглядом матрас между нами.

– Я хочу с тобой всего. Хочу главного. Не знаю, может, это слишком рано или слишком много. Но ты должна знать, как серьезно я настроен.

– Это хорошо, – тихо говорю я, – потому что тоже хочу с тобой главного.

Он улыбается.

– Могу я тебя… – Рис откашливается. – Можно мне еще раз на тебя посмотреть? – спрашивает он и осторожно тянет за халат.

Я откидываюсь назад и развязываю пояс. Рис аккуратно распахивает полы халата, открывая мое обнаженное тело. И с шумно вдыхает.

– За это зрелище готов вытерпеть больше, чем шесть лет тюрьмы, – с улыбкой признается он. Его взгляд блуждает по мне. Мне почти стыдно среди бела дня лежать вот так голой. Вчера при свете ночника все было по-другому. Я закрываю глаза и, к удивлению, понимаю, что возбуждаюсь, зная, что взгляд Риса устремлен на мое обнаженное тело. Почти чувствую, как его глаза скользят по мне.

– Какая же ты красивая! – произносит он. – Безумно красивая!

– Если хочешь, можешь сфотографировать меня воображаемой камерой, – говорю я с закрытыми глазами и не могу поверить, что действительно предложила ему это. – Сделай рамку большими и указательными пальцами, сфокусируйся, а дальше – щелк – и картинка сохранится навсегда.

На мгновение повисает тишина. А потом я слышу тихое: «Щелк».