Илья тогда даже опомниться ей не дал. Стремительно подошел, по-хозяйски прижал к себе и поцеловал. У него были сухие, горячие губы. И он целовал ее так, будто уже тогда имел на нее все права. Это был их первый поцелуй. Со вкусом табака и миндаля. Почему табака, Аня не знала до сих пор.
У них потом была еще сотня поцелуев: под дождем, в ласковых волнах Черного моря, на скале под ночным небом, в тесной прихожей украдкой от Аниного деда, в каменных объятиях Исаакия и посреди многолюдной улицы. Их было сотни, но тот первый, страстный, требовательный и собственнический, Аня всегда ощущала на своих губах. Как не забывала внимательные, вмиг потемневшие почти до черных, глаза Ильи и вспыхнувшие в них задорные смешинки, когда в ответ на его дерзкий поцелуй, Аня крепко обняла его и шепнула на ухо, что соскучилась. А потом он кружил ее на руках, смеясь и целуя, кормил мороженым и ни на миг не выпускал ее ладонь из своей. Это было самое восхитительное свидание, на память от которого осталась лишь черно-белая фотография в альбоме у Леры и вкус миндаля на губах.
Воспоминания явились так некстати, непрошенные, растеребившие душу, и напомнили об Анином предательстве, о сыром подвале, изуродованном лице и сломанной жизни. И о любви. Отчаянной, безудержной и исцеляющей. И от этих воспоминаний вдруг стало больно и невыносимо страшно, что жизнь ее кончилась в том подвале и ничего никогда у нее больше не будет. И в глазах потемнело, и дыхание сбилось, и голова закружилась. А боль острым ножом воткнулась в спину, разломила надвое. Аня закричала.
Что было дальше Аня помнила смутно — боль выжгла сознание — только чьи-то сильные руки и голоса. Мужские. Один встревоженный, другой злой. И этот другой, чуть хрипловатый, не давал ей провалиться в болезненную черноту, вытягивал и каким-то чудом забирал боль. И она выкарабкивалась, зубами выгрызала у боли свою жизнь. И этот такой знакомый голос становился все ближе, реальнее. Откуда она его знает? И почему он злится на нее? Что она сделала? Рано встала? Так это врач должен злиться, а он обеспокоен. Аня уже распознала, что первый голос принадлежал доктору Костромину. А второй? Надо спросить, а как, если голос не слушается, ломается, как лед, и срывается до хрипа.
— Почему… — она сжала ладонь доктора, — тот…он…злится на меня?
— С ума сойти, — выдохнул обладатель злого голоса. И Аня вдруг почувствовала, что он улыбнулся. — Анька, — прошептал совсем рядом, — от тебя с ума сойти можно.
— Это точно, — весело согласился Костромин, выпустив Анину руку, которая тотчас оказалась совсем в другой, горячей и не менее сильной ладони. — Ты только ей вставать не давай, Илья. Рано еще. А то она у тебя резвая, как я погляжу, — добавил он где-то далеко и пропал.
— Как ты, принцесса? — спросил голос.
И Аня узнала. Илья. Ее Илья. Он рядом. Он все-таки пришел. Пришел?
Не открывая глаз, она пощупала его руку под рукавом. Илья перехватил ее запястье и потерся щекой о ладонь, поцеловал каждый пальчик. А Аня все боялась открыть глаза. Боялась, что он всего лишь сон, плод ее воображения. Потому что она так сильно хотела, чтобы он пришел, что становилось больно затылку. И бросало то в жар, то в холод.
— Я испугался, — говорил Илья, нежно касаясь ее лица. Аня вздрогнула, когда его губы коснулись кривого шрама от виска до шеи, — когда ты закричала, — она попыталась отстраниться, закрыть свое уродство, но Илья не дал. — Тебе больно? — Аня не знала, что ответить. Не могла же она ему признаться, что боится открыть глаза, боится, что он исчезнет, но больше всего ей стыдно, что он видит ее такой уродливой. И жалеет ее.
— Аня? Аня, посмотри на меня! — он снова разозлился. И глаза сейчас наверняка черные, как небо перед грозой, от злости. Вот бы сейчас заглянуть в них. — Аня, я кому говорю. Посмотри на меня! Ну же!
И она посмотрела. У него было бледное лицо, синяки под глазами и черные, с синевой глаза. А на губах играла улыбка. И от этой улыбки, такой родной и счастливой, вмиг потеплело на душе, и сердце перестало выскакивать из груди, и страх сбежал из Аниной головы трусливой крысой.
— Это ты? — проскулила Аня, осторожно потрогав полумесяц на щеке Ильи. — Это и вправду ты?
Вместо ответа Илья захохотал.
— Ну конечно это я, — весело проговорил он и зачем-то отодвинул ее от края.
— Ты пришел. Ты все-таки пришел, — шептала Аня, как зачарованная наблюдая за его странными манипуляциями. Вот он встал, выпустив Анину руку. И она вдруг почувствовала себя брошенной. И стало холодно. И мурашки пробежали по спине.
— Ну конечно я пришел. Разве могло быть иначе? — вот он присел на край кровати, от которого только что отодвигал Аню, скинул туфли, лег рядом и сгреб Аню в охапку. И в один миг его стало так много, и он оказался везде, вокруг нее. Или она в нем? Не разобрать. Да Аня и не хотела разбираться.