Найди меня в темноте (СИ)

Ей кажется, что понимание того, насколько он был близок к цели, поможет ему понять, что он все-таки нашел ее. Что это не его вина, что так вышло. Что рано или поздно, он бы вышел к той кабине и нашел бы ее… если бы на его пути не встретились те ходячие.

Но она ошибается. Потому что после того, как она отвечает на его вопрос, Дэрил устало опускается на поверхность крыши. И ей кажется, что он спокоен какие-то доли секунды. Пока он не размахивается и бьет кулаком о бетон, снова разбивая костяшки в кровь. Вызывая в ней невыносимое желание завыть в голос и разреветься от вида его боли.

Разделяющее их расстояние в несколько шагов Бэт минует в один короткий миг. Опускается перед ним на колени и обхватывает ладонями его лицо, вынуждая взглянуть в свои глаза. В синеве его глаз плещется просто океан боли и вины, причиняющий ей сейчас едва ли не физическую боль.

- Это не твоя вина…

- Триста шагов, Бэт… пройди я триста долбанных шагов, и ты никогда бы не пережила всего этого. Я проебал тебя. Именно я.

- Это не твоя вина…

Бэт больше не выдерживает. Нет сил бороться с желанием, которое только становится все больше и невыносимее с каждым мигом, что она рядом с ним. Особенно в эту минуту, когда она понимает, насколько хочется быть нужной ему. И быть с ним. Всегда.

Его губы сухие и горячие. И он не сразу отвечает на ее несмелые поцелуи. Похожие больше на мимолетные и робкие касания губ, чем на поцелуи. Только, когда она смелеет и делает эти прикосновения чуть глубже, он поднимает руки и запускает пальцы в ее растрепанные волосы. Не позволяя ей уйти от его собственных поцелуев, настойчивых и требовательных, наслаждаясь которыми она распахивает губы, позволяя его языку скользнуть вглубь ее рта. И сама вмиг воспламеняется от этих касаний языка и губ, от ощущения силы его пальцев, захвативших ее голову в плен, лишая свободы движений. И снова возникает желание, с которым бороться совершенно бесполезно. Потому что оно намного сильнее требований разума прекратить все это.

Не уступать натиску его губ. Не запускать пальцы в вырез его рубахи, чтобы коснуться хотя бы кончиками его горячей кожи. Не прижиматься к нему все теснее, чтобы ощутить твердость его тела.

Это желание сильнее. Намного. Потому что в памяти еще живо все то, что было между ними, и при воспоминании об этом где-то в глубине живота все сжимается сладко. Потому что с каждым поцелуем кровь бежит все быстрее в теле, требуя, чтобы эти поцелуи стали еще глубже. Чтобы его руки касались ее смелее. Намного смелее, чем сейчас.

Именно из-за этой жажды, которая становится все настойчивее и настойчивее с каждым мгновением, Бэт только выгибается, сидя уже на его коленях, навстречу ладони, смело скользнувшей под топ. Сначала его рука скользит по обнаженной коже живота. Мучительно медленно, как ей кажется сейчас. Потом на спину, где пальцами находит застежки лифчика. Даже мысли протеста не возникает в голове Бэт, когда крючки поддаются натиску пальцев, и застежка оказывается в секунду расстегнутой, позволяя ладони свободно завладеть грудью. Ложась на холмик груди так, словно это было таким обыденным жестом. Один из пальцев касается ее соска, и…

Это простое прикосновение – просто одно-единственное касание – заставляет ее окончательно забыть обо всем. О том, что они находятся на крыше заправки посередине шоссе. Что возможно в небольшой роще, что окружает здание полукругом с трех сторон, могут быть ходячие. Что в любой момент может что-то случится, как она привыкла в последние годы.

Сейчас для нее есть только этот момент. Эти руки. Эти губы. Эти прикосновения. Эта жажда.

Сейчас для нее во всем мире существует только он.

Бэт не приводит в чувство даже прохлада летней ночи, когда он стягивает с нее топ вместе лифчиком. Потому что у него слишком горячая кожа, жар которой греет ее, когда он прижимает ее к себе теснее. К обнаженной коже. Потому что его рубашку Бэт быстро расстегивает и разводит ее полы в стороны, чтобы свободно водить ладонями по его груди и животу.

И губы слишком горячие. Когда он целует ее шею и тонкие ключицы, постепенно спускаясь к груди. При первом же прикосновении губ к обнаженной коже Бэт так выгибается в его руках, что он с трудом удерживает ее на своих коленях. Дэрилу приходится вслепую расправить одеяло, которое упало с ее плеч, когда она обняла его несколько минут назад, и положить ее. Чтобы больше у нее не было возможности уходить от его губ, скользящих по ее коже. Отклоняться от его ласк даже в приступе острого наслаждения, от которого так и ходит кругом сейчас голова, и туманится разум. И хочется еще и еще… хочется, чтобы он никогда не останавливался…

Бэт приходит в себя только, когда Дэрил расстегивает молнию на ее джинсах и скользит ладонью под плотную ткань, ложась прямо поверх тонкого хлопка ее трусиков. Потому что тогда в задурманенную желанием голову приходит мысль о том, что у них нет ничего из средств защиты, а значит, может быть ребенок. Ребенок…

Я всегда хотела иметь ребенка…

Ребенок. Который сейчас определенно не должен быть. Который все только запутает напрочь.