Краем глаза он заметил вывеску ресторана и присел на скамейку. Он поприветствовал кивнувшего ему пожилого афроамериканского джентльмена, который присел на эту скамейку раньше.
— Отличный вечер, — сказал мужчина.
— Да.
— Вы гость в нашем городе?
— Да, сэр. Я из Западной Виргинии.
Пожилой человек одобрительно кивнул:
— Вот уж действительно красивый штат. Там замечательные пейзажи.
— Да, сэр.
— Что привело вас сюда? Дела?
До того как Райли придумал, что ответить, он понял, что расплылся в глупой улыбке. Наверное, он выглядел как дурак.
— На самом деле я здесь… — он взял паузу, чтобы насладиться словами, которые собирался сказать, — чтобы встретиться со своим сыном и немного поесть. Он студент Джона Хопкинса — учится на биологическом факультете.
Старик вздернул подбородок.
— Одна из лучших школ в мире. Вы, должно быть, гордитесь им.
Райли посмотрел на воду и подумал, что и вправду гордится Эйданом, что тот оказался умным и дисциплинированным настолько, чтобы учиться в этом университете. Но еще больше он гордился тем, что его сын нашел в себе достаточно мужества, чтобы встретиться сегодня здесь с ним.
— Я горжусь им.
— Знаете что, мне восемьдесят два, и я должен сказать, что работа есть работа, но быть отцом — это лучшее, что может случиться с мужчиной в жизни. — При этих словах он сам расплылся в глупой улыбке, неожиданно обнажив при этом ряд белоснежных зубов. Он поднялся. — Наслаждайтесь своим обедом.
Райли встал, пожал мужчине руку и пожелал ему всего наилучшего. Райли взглянул на склон, ведущий от запруженной людьми площади, и что-то привлекло его внимание. Линия подбородка, разрез темных глаз. Он не мог ошибиться. Это был Эйдан. Он стоял недалеко от ресторана, опершись на заборчик, одна рука в кармане джинсов. Он был высоким и худым и, казалось, нервничал. Райли сделал шаг к нему, в голове не было ни одной мысли, а пульс бешено стучал. Его шаг ускорился, и он припустил бегом.
Эйдан, увидев его, тоже бросился бегом ему навстречу. Они остановились прямо посередине толпы, их глаза были на одном уровне, плечи были одинаково широки. Райли хотелось кричать и плакать и обнимать своего ребенка, но это могло напугать Эйдана.
Так что Райли пожал ему руку.
— Эйдан, — сказал он.
Эйдан схватил руку Райли и несколько раз пожал ее.
— Ты рано, — произнес Эйдан.
— Думаю, я опоздал на двадцать лет.
Эйдан улыбнулся, приступ его напускной бравады на этом закончился. Он бросился в объятия Райли и крепко сжал его.
— Я рад, что ты, наконец, сделал это.
Кэт заглянула в ванную комнату и увидела, как рабочий отбивает с пола розовую плитку. Тут же в памяти всплыли долгие часы, когда она изучала эти изразцы, стоя на коленях, когда ее тошнило по утрам и вечерам.
Филлис стояла около нее и предлагала горячий чай или платок для лица. Шли дни, и Кэт однажды подумала: а что, в мире и правда есть достойные и заботливые люди. Возможно, Филлис и ее брат Клифф были как раз такими людьми.
В первые месяцы Филлис готовила для Кэт, брала ее в магазины, чтобы покупать одежду, которая прикрывала бы ее растущий живот, и делала все, чтобы та отдыхала как можно больше. Клифф всегда останавливался у них, когда был проездом в городе, и привозил Кэт маленькие подарки — плейер, молодежные журналы, а однажды на День святого Валентина привез целую коробку шоколада. Он звал ее Солнышком, потому что ее золотые волосы, он так говорил, были словно лучики солнца. Клифф всегда баловал Кэт, она хотела бы, чтобы он был ее настоящим отцом, и обожала его за это. Филлис водила Кэт в поликлинику. В тот визит к доктору Кэт впервые использовала свое новое имя — Кэтрин Тернер. Это предложила Филлис.
— На время, пока все не встанет на свои места, — сказала она.
Шли месяцы, живот рос, и Филлис мягко подталкивала Кэт:
— Может, стоит сообщить твоей матери, что с тобой все в порядке?
Но ответ ее был всегда один и тот же:
— Нет.
На втором триместре беременности Кэт стала есть за двоих. Она запомнила часть разговора с Филлис, случившегося над огромной тарелкой спагетти с фрикадельками.
— Ты уверена, что не хочешь связаться с матерью?
— Да. Подай мне еще немного молока, пожалуйста.
— Конечно, дорогая.
Кэт положила вилку и уставилась на Филлис. Иногда, это зависело от освещения, в ее лице появлялось что-то знакомое, и Кэт чувствовала себя в безопасности. Может быть, что-то в форме ее губ и линии подбородка. Кэт не могла определить точно. Но она думала, что если бы та перестала делать химическую завивку, пополнела бы чуть-чуть и бросила курить, она, возможно, превратилась бы в очаровательную женщину.
— Я не могу этого понять. Почему ты так добра ко мне? Ведь я никто для тебя, просто девчонка, у которой большие неприятности.
Филлис сложила «Ньюпорт лайт» и в раздумье наморщила лоб.
— У людей, дорогая моя, слишком маленькие мозги, меньше, чем у волнистых попугайчиков, если хочешь. И обычно мы не знаем, что нам необходимо держаться вместе во всем этом хаосе.
Кэт сделала еще глоток и нахмурилась.