Найдите Ребекку

Под утро в пятницу ему снилась Ребекка — или это была Анка? Они были вместе, словно струи одной реки, смешиваясь воедино в его голове. Они были с ним, пока он одевался, брился, собирался на улицу. Лам пошевелился во сне, приоткрыл один глаз, глянул на Кристофера и снова заснул. Пока с Ламом ничего нельзя сделать, но и его время придет. Однажды эта война закончится, и власть таких, как Лам, будет разрушена. И все это закончится, все. И кто узнает, что он, Кристофер Зелер, чем-то отличался от Лама и остальных? Кто узнает, что он пытался здесь сделать? Он достал из кармана рисунок Анки, с глубокими вмятинами на тонкой белой бумаге. Снова посмотрел на лимонное солнце над прямоугольным домиком и на трех коричневых коров в поле. Возможно, она нарисовала свой дом, а может, и нет. Он уже никогда не узнает. Кристофер жалел, что не смог сделать фотографию Ребекки, сохранить ее красоту. Вместо этого он смотрел в зеркало и видел ее в собственных глазах.

Он пошел к велосипедному сараю по толстому слою снега. Дороги уже очистили. Эсэсовцы наслаждались снегом, заставляя заключенных убирать его. Кристофер видел, как блокфюреры и капо заставляли заключенных покрывать дороги только что убранным снегом, чтобы им пришлось заново выполнять работу. Он ехал мимо худых, как скелеты, людей, которые босиком стояли в сугробах, пытаясь зачерпнуть лопатами снег. Слышал, как кричит капо на мужчину, который работал слишком медленно, и ругань подошедших эсэсовцев. Кристофер прибавил темп, пытаясь скрыться от звука, который неизбежно должен был прозвучать, но не смог. Прогремел выстрел. Как обычно, Кристофер попытался абстрагироваться. Он посмотрел на часы. Осталось недолго. Первая партия на сегодня, дети из той же части Чехословакии, откуда был родом Шульц, как будто это была дань уважения его памяти.

Как обычно, он пришел в офис первым. Взял конверт, лежавший на столе, открыл и снова перечитал письмо. Этого будет достаточно. Спрятал конверт с письмом в карман и вышел. Потом заглянул в один из бараков, где пятнадцать женщин разбирали зимнюю одежду, шарфы и шапки. Посмотрел на охранника, курившего в углу. В помещении было ненамного теплее, чем на улице, и работницы кутались в свои пальто и шарфы, выдыхая облачка белого пара. Петра Кочанова работала за ближайшим к двери столом вместе со своей сестрой, Мартиной. Его потянуло к ней, и он сам не заметил, как оказался рядом. Она подняла взгляд. Он хотел попросить прощения, что не смог спасти ее детей, что обрек ее жить без них. Кристофер отвернулся, опираясь ладонью на стол. И почувствовал прикосновение чьих-то пальцев. Петра смотрела на него, накрыв его руку своей. Мартина улыбалась сквозь слезы, глядя ему в глаза.

Подошел поезд, из вагонов на гравий хлынули заключенные. Крики, собаки, начало селекции. Кристофер ждал, когда руководитель выкрикнет приказ. Наконец приказ прозвучал. Фабрике Круппа нужно сорок пять детей, маленьких детей до семи лет. Дети начали выходить вперед. Эсэсовцы ходили вдоль шеренг и собирали выкупленных Кристофером малышей. Они сбились в дрожащую кучку. Многие плакали, тянулись к матерям. Некоторые стояли молча, словно понимали, что происходит. Потом они погрузились в грузовик, который должен был увезти их прочь. Места для всех не хватало, но эсэсовцы их утрамбовали. Они понятия не имели, насколько долгое им предстоит путешествие — сначала на фабрику, потом в Лейпциг, на встречу со Стефаном и Александрой. Оттуда их доставят в монастырский приют. Отец Кристофера выкупил и обставил для них старое пустующее крыло. У них будет еда и ночлег в месте, где война их никогда не отыщет. Они будут жить там как сироты, со всеми официальными бумагами. Дети махали руками и кричали родителям. Потом их увезли.

Снова пошел снег, крошечные белые пылинки опускались на плечи заключенных, выстроившихся для селекции. Кристофер стоял достаточно близко, чтобы слышать, как врачи выносят смертные приговоры или обрекают на рабскую жизнь, принимая решения меньше чем за пять секунд. Фридрих разговаривал с Брайтнером. Кристофер направился к ним.

— Доброе утро, рапортфюрер, доброе утро, герр Брайтнер.

— Доброе утро, Зелер, как вчера прошла последняя поездка в Берлин? Думаю, после вашего отъезда эту обязанность я возьму на себя. На следующей неделе в это время вы уже присоединитесь к нашим отважным бойцам на фронте. Здорово, правда?

— Уверен, вы с трудом сдерживаете радость, — поддержал его Брайтнер.

— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, — начал Кристофер. — Вы уже отдали распоряжение насчет перевода?

— Еще нет, но не беспокойтесь, Зелер. Это вопрос нескольких часов…

— Отлично, я рад, что вам не придется терять время. Я прекрасно знаю, как оно ценно.

— О чем вы? — спросил Фридрих, по-прежнему ухмыляясь.

Кристофер залез в карман и передал конверт Фридриху, тот посмотрел на Брайтнера и достал письмо. Кристофер наблюдал за его взглядом, дожидаясь, пока он пробежит вниз по строчкам, прежде чем заговорить.

— Как видите, слухи о моем отъезде из лагеря сильно преувеличены. Похоже, я все-таки останусь здесь.