Найду тебя по звёздам

В этой бесформенной флиске она сейчас лет на семнадцать тянет. Примерно, столько же, сколько было, когда я впервые увидел её у Шамиля. Они с сестрой почти ровесницы, но у Нисар тогда тело уже налитое было, в глазах похоть плескалась, пусть и строила из себя милашку-скромницу.

А я что? Мне как раз такая и нужна была, с моими-то габаритами и манерами неандертальца. Это сейчас я пообтесался немного, слоем вощёного глянца покрылся, а тогда, семь лет назад, когда только с приисков дедовских вернулся, я больше на зверя похож был, и аппетиты у меня были зверские. Впрочем, аппетиты у меня и сейчас немалые, но вот в женщине я стал искать не просто тело, хотелось бы, что б и душа при нём была.

А Нисар… да что Нисар? Нисар и сейчас неплохо выглядит — косметологи там всякие, спа, и прочая хрень, да и молодая она ещё, а молодость штука сильная, жизнестойкая. Но вот взгляд у неё… выжженный, пустой, будто девочка войну прошла, и все её тяготы на себе испытала. И нет в ней души, не осталось. Одна чернота.

**

Минуты тенями ползут по траве. Полная Луна выплывает на середину неба и заливает всё вокруг мерцающим сиянием, будто молоком. Скоро начнёт светать. А мы так и сидим, неподвижно, безмолвно. Я смотрю на девчонку, она на воду в бассейне, блики от которой плещутся на её лице синем и зелёным, придавая ей неземной, совершенно фантастический вид. Да ещё эти длинные, распущенные по плечам волнистые волосы. Русалка, как есть русалка.

О чём задумалась, русалка? О плохом, иль о хорошем? Лучше бы тебе не думать о плохом, ведь я рядом, я наготове. И мои руки так близко от твоей тонкой шейки, чуть что — хрусть… и нету русалки. А ты об этом даже не догадываешься, верно?

Я скалюсь в темноту от этой мысли. Я лелею её и холю. Она согревает меня в ночи. Да, теперь только так — я буду рядом, пока моя дочь рядом с этой… да, бес её… Линарой.

Линара. Ли-на-ра… нет, не могу. Не могу её так называть. Пусть Нарой будет. Да. Нара лучше. Наркоманка Нара. Воровка Нара. Нара-шмара… Само для неё.

Убиться просто, какой хренью я тут занимаюсь. Да какая мне разница, как её называть, в конце концов? Лина, Линара, Нара… Мне похуй на самом деле, просто я уже на грани: ноги затекли, спину ломит, словно в неё кирпичи вдавили. Мне жуть, как хочется выпрямиться, набрать полную грудь воздуха, и со всей дури завыть на эту грёбанную Луну, что травит меня сейчас своим неоновым светом, смеётся надо мной, с ума сводит, зовёт не пойми куда…

Долго еще эта девка сидеть тут будет? Чего высиживает? Иди спать, Нара! Иди по-хорошему, пока терпение моё не лопнуло, пока не стащил с тебя эти белые носки зубами и не впился ими в твои худые щиколотки, как пёс бешеный…

Я не выдерживаю, и хрущу позвонками, разминая шею. Чёрт, Нара моментально реагирует — поворачивается и смотрит прямо на меня, и блики от воды теперь переливаются в её нереальных глазах, превращая их в голубые прозрачные нефриты. И опять это чувство: словно я вязну в сладкой патоке, и меня засасывает всё глубже и глубже, так, что задыхаться начинаю. Зверь во мне ворочается, клокочет утробно, поднимает голову, щетинясь в холке, наливаясь густой, тёмной жаждой. Мне больно от стиснутых зубов, от сжатых до предела кулаков.

— Уходи, Нара. Уходи, — шепчу, как заклинание, не в силах отвести от неё взгляд. — Уноси свои ноги, подобру-поздорову. Прошу… Умоляю…

Нара будто слышит меня, вдруг резко спохватывается и бесшумно, невесомо, едва касаясь своими белыми носочками вымощенной дорожки, несётся в дом. Её рыжие волосы плещутся за спиной, словно крылья внезапно встревоженной птицы, на мгновение вспыхивают алым пламенем в освещенном проёме и исчезают. Я слышу щелчок дверного замка, и только тогда выдыхаю.

Ушла. Наконец-то.

Несколько минут пытаюсь унять дрожь в теле, постепенно расслабляя вконец окаменевшие мышцы, и тихо смеюсь сам над собой. Я дурак. Я полный кретин. Ведь чуть не угробил всё.

Поднимаю лицо к небу и с тоской смотрю на Луну.

И много таких идиотов, ты видела за свой долгий век, старуха? Много? Так посмотри ещё на одного. С тебя не убудет.

Глава 16. Линара

Сижу на настиле, пытаюсь реанимировать палочку, на которой уже живого места нет от скотча. Фейская пачке (или просто фе́йпачка — пр. Аси), сушится на крючке под зонтом, и больше напоминает теперь потрёпанную штормом рыболовную сеть.

Аська в своём понедельничном купальнике (хотя сегодня среда, но, слава Богу, она об этом не знает), с увлечением таскает морскую воду в неглубокую ямку детским пластиковым ведёрочком, таким крохотным, что заполнять этот грот ей придется неделю. На ней панама, на панаме тиара, кое-как пришпиленная заколками. Вот, что мне нравится в Аське, так это упорство — она никогда не сворачивает с избранного ею пути.

Скотч плавится под солнцем, липнет к чему угодно, только не к тому, чему надо. Очередная попытка выпрямить карандаш, сломанный пополам, и водрузить звезду на место, с треском провалилась. Я вздыхаю.

— Сдаётся мне, Морская Фея из тебя выйдет ну, так себе. Вряд ли такой кривой волшебной палочкой ты сможешь наколдовать что-то путное.