Я ещё не закончил свой монолог, как девка кинулась на меня. Три прокола. Во-первых, достать нож левой, переложить в правую, сделать выпад — это очень долго. Во-вторых, дистанция в три шага — это очень далеко. В-третьих, если ты не видишь моей левой из-за угла сарая, то это не значит, что там нет дрючка берёзового.
Подцепленная палочкой нежная девичья ручка с ножом бандитским подымается и бьётся со всего маху. Прямо об выступающий край бревна, из которых сложен сарай. Увлечённая ощущениями в своей правой ручке, юная красавица страстно произносит что-то из классики типа: «твою мать» и, ахая, падает мне на грудь. При этом неосторожно оставив без присмотра свою левую ручонку. Кисть которой захватывается, отклоняется посетительнице за спину, и там вздёргивается к затылку. С одновременным четверть-оборотом бандитки-малолетки лицом к бревенчатой стенке сарая. Куда всё это и прижимается. Щёчкой к брёвнышку.
— Ай! Больно!
— Не дёргайся — больнее будет.
— Отпусти немедля! Я кричать буду!
— Кричи. Прибегут люди, я им перескажу слова твои, разговор наш. И что будет?
Не понял, что она такого секретного говорила, но угроза подействовала. Девка не стала звать на помощь. Она попыталась вырваться. Резко, бешено, не считаясь с собственной болью. Скрипела зубами, осыпала меня названиями и эпитетами.
Немало было и новых для меня слов и оборотов, выражений и сравнений. Сюда бы фольклориста какого, нашей народной мудрости собирателя и накопителя. В этой деревне у юных отроковиц богатый словарный запас. И очень образная речь.
Потом мне это надоело, я чуть сдвинул её, так, чтобы она головой упёрлась в угол, образованный выступающими концами брёвен, подсунул свой дрючок под её загнутый на спине локоть и чуть нажал. Вверх. До взвизга.
— Или ты будешь покорная, или ты будешь однорукая. Я ведь тебя всё равно отпущу. Так у стенки не оставлю. Только — какую?
Молчит, пыхтит. А мне уже интересно: это я, пожалуй, впервые здесь, во второй своей жизни — просто сильнее противника.
Так-то я — или умом, или хитростью переигрывал, побеждал ловкостью да скоростью. «Упал — отжался», «ударил — отскочил», «задурил — поимел». А тут вот «по-честному» — ухватил, прижал и держу. А она дёргается, ругается, но вырваться не может. Ещё рванётся — сама себе связки в плече порвёт. Там их три штуки — долго забавляться можно. Жить удаётся и с одной целой — сам проверял. А можно за один раз — и все три порвать. «Сдуру — и хрен сломать можно» — русская народная мудрость. Попляши, красавица, попляши. Приятное чувство собственного наглядного превосходства. «Живой противник смешнее мёртвого».
Я в первой жизни силушкой обижен не был. Родители, спасибо им, вырастили и выкормили не мелочь пузатую, не дохляка, который за швабру прятаться годен. Дальше по жизни оставалось только форму поддерживать. А нормальному сильному человеку применять силу против слабых… Ну, не интересно это. Оно же не виновато, что в детстве на пожарных лестницах часами не висело. Просто потому, что заняться нечем было. Не лезет, жить не мешает — и ладно. Может, человек-то хороший. Жалко в полную-то силу бить.
Да у нас в семье все такие! Дочку в школе одна одноклассница долго донимала, всякие мелкие гадости делала. Мы ребёнка спрашиваем:
— Ты чего терпишь? Дай ей разок, чтоб прочувствовала. Она и угомонится.
— Нет. Я боюсь. Я её стукну — а она умрёт.
— Ну тогда терпи, «мать Тереза». И запомни: бьют не слабого, бьют — трусливого.
Как-то приходит из школы вся такая испуганно-довольная:
— Что ты опять уелбантурила?
— А я её побила. Её головой шкаф в классе поломала.
— И как?
— Хорошо! Мне так давно этого хотелось!
Мы ждали вызова в школу, но всё обошлось, потом они подружками стали.
Головой я рассуждал об особенностях успешного применения грубой физической силы и проистекающих от этого аберрациях души индивидуума, а ручки мои делали свою шаловливую работу. Отдёрнули девке на спину полу армяка, вздёрнули туда же подол рубахи. О! Так это ж совсем другое дело! И панорама другая!
Шипение красотки усилилось и дополнилось нервными движениями неостриженных ногтей правой ручки по всему, за что можно ущипнуть. Так что, мне пришлось усилить применение этой самой «грубой физической» — не люблю когда щиплются. Дошло. Стоит, пыхтит сквозь сжатые зубы. Аж глаза зажмурила. От ненависти ко мне. Кривится злобно. Ну и хорошо — у меня и сомнений не возникает. «Ты ко мне по-людски, и я к тебе по-человечески». А если — «нет», то — «нет».
Закинул её битую правую ей на голову, чтоб без дела не болталась да щипками меня не отвлекала. Там за рукав захватил и приступил к работе дланью. Конкретно — дланью десницы. Наложил длань свою на тело её. Как печать. Почти по «Песне песней». Географически — на правую ягодицу. Сжал в горсти. Фундаментально и неизбывно. Отпечаток от «печати» будет. Синенький такой, как на справке из поликлиники. А вот реакции ожидаемой — нет. Шипанула по-змеиному, икнула пару раз и зажалась намертво.