Найон

– Чего ты пристал к слову? Ну, сказать мог: «Голова с тобой», – что бы это поменяло? Буду стоять и перечислять: руки с тобой, ноги с тобой.

– Хотя бы так, хотя такое пожелание выглядит дико. – Вася скромно вздохнул, оглядел свою ношу и подумал: сколько мне ещё тебя таскать? Что-то щёлкнуло в голове у него: – Слушай, а дома у тебя есть инструменты?

Напарник только махнул рукой – за мной, не надо лишних слов.

Свой городишко Аверьянов знал, правда, голова покруживалась. Не иначе, как от успеха. Для чего-то нашёл на небосводе Большую Медведицу, крутанулся на месте.

– Нам сюда. – И шёл он по родным местам, подпрыгивая, то на одной ноге сделает несколько прыжков, то постоит, то припустит. Василий был вынужден подчиняться, только не прыгал, как дурак.

– Ты для чего фокусы выбрасываешь?

– Для наблюдателей. Хотят видеть на мониторах – пусть попотеют.

– Поясни.

– Ну, это же просто. Раз мы у них под наблюдением, они запускают программы для каждого. Скажем, на следующем перекрёстке в нас может врезаться грузовик.

– Шутишь!

– Какие тут могут быть шутки, если мы доставляем им лишние хлопоты? Им проще направить грузовик и навсегда о нас забыть. Других белых для наблюдения достаточно.

– Ты же вызываешь на себя удар. И гнев ненужный.

Аверьянов приставил ногу, развернулся.

– Триста лет, даже больше, как ввели христианство, мы оказались в положении рабов.

– Раб божий – из этой оперы?

– В храме так тебя величают неспроста, и соглашаемся на автомате, согласись. А мы не рабы, по своей сути. Это жидовское племя временно взяло власть в свои руки. Мы с лопатами, а они…

– Процветают. Знаешь, в этом что-то есть, согласен.

– А ничего, что в храмах девяносто процентов служб идёт во славу Израиля?

– В наших храмах… Никогда бы не подумал. – Вася переложил колоду на правое плечо. И сам Евгений развернулся к невзрачной калитке.

– Пришли. У меня к тебе единственная просьба: честно отвечай на вопросы жены, она у меня с характером. Если что не понравится – пеняй на себя.

Напарник поверил, что предстоит испытаньице, сдулся в росте на два вершка. Может, к маленьким будет хоть какое снисхождение.

– Погоди, Евгений. Перед тем, как войти, ответь на вопрос. Мучает с той поры, как побывали в этой переделке.

– Слушаю, давай.

Василий бегло оценил бедное убранство дворика, крепкий забор.

– О твоих способностях хочу узнать. Ведь не первому встречному такой дар выпадает. Кто у тебя в учителях побывал, у кого проходил курсы, семинары?

– Вон ты о чём? Мои лучшие учителя – Холод, Голод и Нужда. Я тебе потом как-нибудь, про свои экспедиции расскажу. Сплав по сибирским рекам, лазание по горам.

– Камушки?

– Каменное масло. Узнал на днях, теперь знаю, что искать. Взял с меня слово один Мастер, что наберу ему банку масла, при первой оказии занесу.

– А спрос на него велик?

– Я ещё не разведал, но, думаю, о нём знают в верхах, взять не могут. А я могу, знаю, где и когда.

– Меня в попутчики возьмёшь?

– Я подумаю. Коль ты мне доверился, отвечу тем же. И это гораздо прибыльней, чем сдавать царское золото жидам. Вот ответь мне: куда подевались золотые и серебряные монеты? – Евгений знал, каким будет ответ: – Никто тебе не скажет. Всё мало-мальски ценное уходит с планеты, за гроши.

Жена Евгения услышала разговор под дверьми, выглянула.

– Явился, наконец! Кого ещё привёл? – Её недобрый взгляд замер на незнакомце.

– Он у нас остаётся ночевать. Но сначала – расскажет тебе, где мы нынче побывали, через что прошли. Я слова не скажу, ты же не веришь. А Василию врать не с руки, он вообще не умеет врать, я проверял. И не пугайся, я его из тюрьмы вывел.

Конечно, и в темноте не трудно разглядеть колоду, цепи с наручниками.

– Надышал ему в уши, что надо говорить. Почему всё время ты хочешь накормить меня дикими сказками? Надоело! – Она проводила взглядом мужа, тот потопал в сарай, скоро вернулся с инструментом и за несколько минут освободил дружка от балласта.

Тая кивнула гостю, приглашая в дом.

Пришлось хозяйке ужин делить на троих, неожиданно всё получилось. Питерцу любопытно сравнивать, как живут на периферии. Скромность и старания выглядеть не хуже – лишь подчёркивали разницу. Питер и Москва – как иконы, всё остальное подражание, до очередного подорожания. Женская рука видна всюду: вазочки, салфетки, коврики – на что денег хватает. А вот детей в доме не видно. Путешествует он, жена только в постель, а он уже в поезде, Россию спасти собирается. Целиком, до самого Парижа с окрестностями. Просто пришлось к слову, сам, поди, уже и забыл. НАТО его не слышало, так бы уже пару истребителей прислало бы.

Тот самый борщ, тот самый запах. Василий ел, сам считал ложки. Может, хозяйка ведёт подсчёт? Хрен их знает, как люди живут вне столиц. И кто в этом доме хозяин, стало понятно. При жене Аверьянов вёл себя настолько тихо, такие взгляды в её сторону бросал исподтишка, что тут и слепой разобрался бы.

– Поел – мыться, и в постель, чтобы я не видела и не слышала. Хочу послушать очень честного человека, но без твоих реакций.

Женька кивнул и убрался в ванную, через три минуты проскользнул в спальную и пропал.