Найти бесогона

В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, украшенные золотистой фольгой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули огромные букеты роз.

– Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, – сказал Бенедикт Романович. – Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.

Все опять яростно зааплодировали. Захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:

– Для нашего дорогого гостя!

Бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:

Над обрывом гнётся ива
Сердце рвётся в облака
Что ты, Русь, глядишь тоскливо
От чего печаль-тоска
Где твоя былая удаль
Золотые времена
Эх, сударыня, эх сударь
Не осталось ни хрена

Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина». А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.

Но я вернусь в Россию на рассвете
А я вернусь в свой город над рекой
А я вернусь пусть даже после смерти
С разбитым сердцем, с раненой душой
А я вернусь домой святой и грешной
Согреет водка голос мой больной
Моя душа заплачет безутешно
Когда вернусь, когда вернусь
Я в дом родной

В конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.

Я закрою глаза, и обиды забуду,
Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.
Но другим никогда, Видит Бог, я не буду
Если что-то не так, Вы простите меня.

Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону – неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое подаренных парней застыли рядом, как часовые.

Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу призраками носились официанты, обнося присутствующих десертом и коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Сама яхта, конечно, принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?

Возникла странная пауза, я взглянул на сцену – никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:

– Олег, исполни что-нибудь.

Я готов был сжечь его взглядом, но второй режиссёр, несмотря на кажущуюся подобострастность, обладал железным характером.

– Давай-давай, – уже твёрже повторил он, подталкивая меня в спину.

Ничего не оставалось, как встать и пройти к роялю. Я решил похулиганить. Оказавшись рядом с оркестрантами, заговорщически спросил:

– «Тётю Розу» знаете?

– А то, – ухмыльнулся контрабасист с мясистым сизым носом, выдававшим явную слабость к горячительным напиткам.

Остальные одобрительно кивнули. Я уселся за рояль, поправил микрофон. Ударив по клавишам, заиграл разудалый мотив:

На привозе к тёте Розе
Видно, в очень сильной дозе
Подошёл какой-то идиёт.
Он сказал стихами в прозе
Нашей бедной тёте Розе
Что сейчас скандал произойдёт

Эта глупая угроза

Впилась в сердце как заноза.
Тётя Роза ножик достаёт
Три раза курнула в спину
И свалила на малину,
Но к несчастью выжил идиёт

А тётя Роза ведёт себя нахально,

А тётя Роза с рожденья аморальна,
А тётю Розу не стоит обижать
А то Одессы-мамы больше не видать