Второй режиссёр кивнул, но по его виду я понял, он не очень доволен поручением. Хотя послушно встал за камеру и начал листать сценарий. Стеклянный «глаз» камеры вначале сильно раздражал, но я отвлёкся, представил оловянные глаза Мельгунова, вспомнил слова мамы Гали о сделке с дьяволом, и на меня нахлынула такая злость, будто в реальности этот мерзавец стоял передо мной.
– Хорошо, – наконец, сказал Верхоланцев. – Перерыв полчаса. Потом будем снимать. Верстовский, грим поправь. У тебя все потекло.
Я вышел в коридор, и чуть не столкнулся с двумя ментами, которые важно прошествовали мимо, даже не взглянув на меня.
– Что случилось? – спросил я, входя в гримёрную.
Галя сидела перед зеркалом, утирая платочком кончики глаз. Напротив неё вальяжно развалился наш администратор, Виссарион Германович.
– А, Олежек, – пробормотала Галя. – Проголодался? Бутербродик с колбаской или сыром хочешь?
– Нет, Верхоланцев сказал, чтобы мне грим поправили.
– Садись, садись, я сделаю, – обрадовалась Галя.
– Так что случилось? – повторил я свой вопрос.
– Петрович преставился, – буркнул администратор. – Фокусник наш.
Я понял, что администратор имел в виду ассистента оператора по фокусу.
– Вот такой мужик был, – продолжил Виссарион со вздохом. – С самим Барковским работал. Ну, пока тот его не задвинул. Куда Кириллу до Петровича нашего. А так, талантище был. Эх, уходят лучшие.
– И как это произошло? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. – Что? Сердце?
– Да нет, – всхлипнув, пробормотала Галя. – Нашли в павильоне с переломанной шеей. Опять следователь приходил, допрашивал. А что толку. Никого так и не найдут.
Перед мысленным взором опять всплыла сцена – Мельгунов, прикованный к цепи, которую держит странное существо в чёрном плаще. Вдруг изображение в зеркале помутнело, будто стало темней, и где-то в дальнем углу я заметил мерцающие контуры. Я резко обернулся, напугав гримёра, которая чуть не выронила большую кисточку.
– Олежек, что-то увидел? – поинтересовалась Галя, совершенно не рассердившись на мои подпрыгивания.
– Да, показалось, кто-то вошёл, – смущённо объяснил я, оборачиваясь к зеркалу, которое вновь приняло прежний вид. Видимо, я спугнул призрака. – Скажите, а были другие э… э …э несчастные случаи?
– Были, – буркнул Виссарион Германович. – Но это так по пьяни, электрик один. Назюзюкался в дупель, начал провода шуровать, его током и шибануло. Потом кто-то из осветителей на себя софит уронил… Как свеча сгорел…
– Олег, а что у вас случилось только что? – осторожно поинтересовалась Галя. – Игорь Евгеньевич пробежал по коридору и кричал: «Меня хотели убить! Меня хотели убить!»
– Мне кто-то револьвер подменил, дал с боевыми патронами. Я должен был выстрелить в Мельгунова, а Милана закрыть его своим телом.
– Боже! – выдохнула Галя. – С Миланой все в порядке?
– Да, царапина.
– У, мазила. Стрелять не умеешь, – ядовито проворчал администратор.
Я бросил на него снисходительный взгляд, но ничего не ответил. Объяснять, что я отлично стреляю, мне совсем не хотелось. Пришлось бы объяснять, что мне помешало убить женщину, которую я люблю.
– Ну, все, Олежек, готово, – проговорила удовлетворённо Галя, проведя мягко по моим волосам. – Иди.
– Спасибо, – сказал я, вставая.
Направился к павильону. Мимо почти пробежал тощий высокий парень в синем комбинезоне. И когда поравнялся со мной, я услышал еле слышный заговорщицкий шёпот:
– Поговорить надо, третья дверь налево.
Возразить я не успел, парень сделал несколько шагов и скрылся в двери. Я подошёл ближе, огляделся, на двери виднелись наполовину стёртые буквы: «Душевая». Я усмехнулся, все походило на дешёвый шпионский фильм, прикрыл дверь и вопросительно взглянул на парня. Он подошёл к кабинкам и включил на полную мощь воду. Отведя меня в сторону, тихо проговорил:
– Влада хотят из игры вывести. Помоги. Пожалуйста.
Я изумлённо воззрился на него.
– Казнить его хотят. Влада, с которым ты в шоу работаешь, – буркнул раздражённо парень. – Понимаешь?!
– А я тут при чём? – ошарашено поинтересовался я.
– Только на тебя надежда осталась, – пробормотал парень, устало опираясь на грязную стенку с облупившейся грязно-жёлтой плиткой.
– Откуда ты знаешь-то об этом?
– Я монтажёром работаю, на шоу.
– А чего сам не спасёшь?
– Не могу я! Не имею права входить туда, на территорию! А ты можешь и входить и уходить! Ты – единственный, кто может!
Я тяжело вздохнул. Вляпываться в ещё одно безнадёжное дело совершенно не хотелось.
– Как звать-то тебя?
– Михаил. Ну что? Хочешь, я заплачу тебе? Ну, сколько смогу.
– А чего ты так за него переживаешь? Он тебе кто?
– Дядя он мой. Он мне заместо отца. Меня в это шоу и привёл. Только раньше все иначе было. Просто представление, театрализованное. А совсем недавно превратилось в мочилово. Настоящее!
– А чего тогда к ментам не пошёл? В прокуратуру?
– Черт! Неужели ты не понимаешь?! Они же все завязаны, замараны, сверху донизу?! – в отчаянье воскликнул он.
– Ладно, Мишаня, расскажи мне все, что знаешь.