Найти Джейка

Ужасные детали гибели мальчика, которые с экрана телевизора дикторы повторяли снова и снова, потрясли мою детскую душу. Например, рассказ о том, что голова ребенка была отрезана (после смерти, по утверждению ведущего). Еще помню, как один репортер упоминал о людоедстве. В глазах десятилетнего мальчика шокирующие подробности выглядели еще страшнее.

В течение долгих месяцев и даже лет журналисты не оставляли в покое эту историю, кружа вокруг нее, подобно шакалам.

Адам Уолш пропал в универмаге. Мать оставила его возле игровых автоматов, где он наблюдал за игрой других, а сама зашла в соседний отдел. Она отсутствовала не более шести минут. Это стало известно благодаря охраннику, который разогнал детей и выпроводил их на улицу. Я думаю, что эти шесть минут изменили мир. Мысль о том, что они могут потерять ребенка в течение такого короткого времени, засела глубоко в сознании родителей. Этот страх со временем становился все сильнее.

Насилие случалось, безусловно, и до истории с Адамом Уолшем. В этом нет никаких сомнений. Но ни один случай до этого не был так подробно описан и изучен в мельчайших подробностях, по крайней мере, мне не удается припомнить ничего похожего. Мне кажется, именно он послужил отправной точкой для сначала ежемесячных, потом — еженедельных, а впоследствии и ежедневных историй об убийствах, издевательствах, изнасилованиях, избиениях, смерти от голода и даже каннибализме, которые сейчас показывает наше телевидение.

На протяжении многих веков преступная сторона жизни была уделом меньшей части человечества, но в те дни усилиями СМИ она превратилась в историю большинства. То, что раньше казалось, конечно, ужасным, но очень далеким ночным кошмаром для большинства родителей и их детей, трансформировалось в ежедневную реальность. Взрослые сумели приспособиться к душераздирающим историям и продолжали жить дальше, как ни в чем не бывало. Но ребятишки, которые впоследствии тоже стали папами и мамами, так и не смогли избавиться от хоть поблекших со временем, но все же глубоких шрамов в подсознании, навсегда изменивших их собственное родительское поведение.

Всего шесть минут потери контроля.

Я думаю, что именно этот фактор привел к потере свободы детства в нашей стране. Когда-то единственным ограничением этой свободы был колокольчик, которым нас звали к обеду. Теперь же появились даже родительские эскорты, по очереди развозящие детей в школу.

Вот о чем я думал, когда Джейк и Макс, смеясь, показались в дальнем конце вестибюля. Я спокойно наблюдал за их веселой возней. И вдруг мое сердце сжалось. Дуг Мартин-Кляйн спустился по лестнице и оказался прямо у них перед носом. Я стал невольным свидетелем произошедшей потом неприятной сцены.

Джейк заметил Дуга, что-то весело сказал ему, продолжая улыбаться. Дуг в ответ лишь тихо процедил пару слов сквозь зубы, не разжимая тонких губ и поглядывая в сторону Макса. Макс перестал улыбаться и резко бросил что-то Дугу в ответ, и напряжение между ними стало очевидным. Дуг повернулся и ушел, всем своим видом демонстрируя холодность и отчуждение, а Джейк гневно накинулся на Макса. Макс затряс головой, возражая, и теперь уже Джейк повернулся к нему спиной и, явно огорченный, направился ко мне. Макс плелся позади.

Мое недавнее чувство умиротворения исчезло настолько внезапно, что я аж задохнулся. Я надеялся, что это чувство вернется ко мне, но к машине мы шли в тягостном молчании, и всю дорогу до дома Макса мальчишки не проронили ни слова. После того, как мы высадили Макса возле дома, я надеялся, что Джейк расскажет мне, что произошло, но напрасно. И мне пришлось самому проявить инициативу.

— Чего у вас там случилось?

Джейк потянул шнурок своего капюшона.

— Ничего.

— Пожалуйста, расскажи. Я не буду сердиться.

— Да ничего особенного.

— Джейк, ты же знаешь, что лучше мне все рассказать. Может быть, я смогу помочь.

Сын тяжело вздохнул:

— А это обязательно?

— Нет, но очень желательно! — улыбнулся я.

Джейк не поддержал мою неуклюжую попытку пошутить.

— Макс просто сказал кое-что Дугу, и теперь он будет на меня злиться.

— А что именно сказал Макс? — спросил я.

— Он назвал Дуга ненормальным. — Джейк помолчал. Может быть, мне показалось, но когда Джейк продолжил, он как будто хотел сам себя в чем-то убедить: — А Дуг нормальный, он просто замкнутый.

Я старался подобрать правильные слова. Это был важный разговор. Я помедлил секунду и посмотрел в окно. А затем поинтересовался:

— А Дуг сильно огорчился?

— Я думаю, да. Хотя по нему не скажешь.

— А ты что ответил Максу?

— Я возразил, что так нельзя. То, что он сказал — невежливо.

«Невежливо» было одним из любимых словечек Джейка, он говорил так обо всем, что касалось неправильного, по его мнению, поведения. Однажды учительница на собрании назвала нашего сына гиперкорректным, и, помнится, тогда я очень этим гордился. А вот Рейчел была со мною не согласна. Она считала, что мне следует хотя бы чуть-чуть ослабить слишком тугие, по ее мнению, поводья. Я пытался последовать ее совету, но, судя по всему, не слишком преуспел.

— А Макс очень расстроился?

Джейк серьезно кивнул: