Найти Эдем

Навалившись, сдавили шею, так, что хрустнули позвонки, схватили за ноги, ударили кулаком в пах. Понесли, бормоча ругательства – и замолчали вдруг люди и Стражи, и падала, падала тишина, безжалостная вечная мертвая тишина, Боль, наконец, отхлынула, и он вспомнил Создателя Мира и попробовал мысленно воззвать к нему, но и это не получалось. Создателю не было никакого дела до него, Павла Корнилова, и не было ему никакого дела до этих миров-клеток, сотворенных вовсе не им, а злыми студенистыми чудовищами…

До боли, до крика жаждал Павел жить и продолжать свой путь, разум отказывался принимать страшную реальность, не хотел сдаваться, признавать свое поражение, полный, окончательный и бесповоротный разгром – но заунывным ужасным звуком врывался в уши плеск быстрой воды.

«Увижу ли хоть кого-нибудь там?..»

– Бросаем, – буднично сказал один из палачей.

– Близко не подходи, видишь – трещина, – отозвался другой. – Раскачаем.

«Конец, – с тоской подумал Павел. – Несчастные вы люди…»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ КЛЮЧ

Шуршал, шуршал по стеклам дождь, словно, цокая коготками, без устали кружил в пространстве, ограниченном оконной рамой, невидимый маленький зверек. За стеной нараспев бубнили чьи-то бесцветные голоса, иногда обессиленно затихая и вновь принимаясь разматывать блеклую вереницу непонятных слов. Сквозь щели просачивался оттуда тусклый свет, дрожа от слабости припадал к полу, покрытому узким грубым половиком, ведущим от запертой двери к кровати. На стене висела небольшая темная доска с нарисованным изображением худощавого мужчины с длинными вьющимися волосами и бородкой, с золотистым кругом над головой. Лицо мужчины было задумчивым и слегка утомленным, большие глаза смотрели строго, их взгляд настигал в любом углу. Наверное, это был чудаковатый Иисус Христос. Кровать и табурет у окна составляли всю обстановку комнаты. За маленькими стеклянными квадратиками окна, обрамленными узкими деревянными планками, быстро погружалась в темноту стена дома, за дорогой – грязным месивом, в котором едва угадывались две извилистые, залитые дождем колеи.

Темная фигура, возникшая за окном словно ниоткуда, заставила Джудит вздрогнуть, вместе с табуретом качнуться вперед, прижаться лицом к деревянным планкам. Она разглядела смутно белеющее лицо, черный платок на голове, длинную темную одежду с широкими рукавами. Фигура приблизилась, подняла руки. Хлопнули, закрываясь, ставни, в ответ задребезжало окно, стукнул засов – и в комнате стало еще темнее. Голоса за стеной на мгновение стихли, а затем опять затянули заунывное полупение-полупричитание.

Джудит вздохнула, поднялась с табурета и пересела на жесткую кровать, застеленную колючим одеялом, подобрала под себя босые ноги и облокотилась на плоскую, тоже колючую подушку. Хотелось плакать. Опять хотелось плакать. Вновь накатывалось привычное и такое давным-давно опостылевшее глухое отчаяние, как и раньше, длинными-длинными ночами, когда утомленно стихала музыка, утыкались носами в столы все эти упившиеся зануды, разгребая пустые стаканы, и она спускалась со сцены, надевала платье и брела домой, и, словно в колодец, погружалась в равнодушную тишину спальни.

Никому не нужны были ее танцы, тот неповторимый ритм, что рождался в ней на замызганной сцене, те движения, что приходили будто ниоткуда, сами собой, когда тело начинало жить своей особенной жизнью и плыло, летело сквозь музыку, содрогаясь от творимого в этот миг танца, стремясь зажечь сидящих за столами унылых подобий людей. Она мечтала о Сфере Владык, где все должно быть совсем по-другому, она отчаянно верила, что ей повезет…

Повезло… Джудит уткнулась лицом в подушку. Явился некто с живыми глазами, некто чувствующий и думающий, сильный и смелый, некто, готовый перевернуть вверх дном, сотрясти и разбудить все миры – и пропал. Осталось унылое бормотанье за стеной, запертая комната, дождь и грязь в темноте за окном. Вторая ночь навалилась – и если он не придет…

Нет! Девушка стукнула ладонью по подушке. Только не раскисать! Пусть только отбормочут и заснут эти унылые женщины в черных платках – и она попробует выбраться отсюда. Плечом разобьет окно, кулаком вышибет ставни. А пока…