Гард не сразу признал в человечке Гаврика. Но когда тот закончил танец и сбросил халат, стало совершенно очевидно: Гаврик.
Одежда на Гаврике была яркая, красивая, богатая.
Сон не то чтобы ушел совсем, но как-то приостановил свою атаку на Гарда. Атаке сна мешало любопытство.
И когда Гаврик и Гард поздоровались, комиссар сразу же спросил:
— Объясни мне, что все это значит? Гаврик завопил радостно:
— Я принимаю друга, как ты не понимаешь?! Ты — мой друг, и я тебя принимаю. Тебе нравится? Тебе нравится! Это настоящий римский обед по всем традициям, со всеми почестями. Тебе нравится? Нравится!
Сон прошел совсем. Осталось одно удивление.
— Как?.. Почему?.. — Вопрос никак не хотел формулироваться. — Ты...
— Я! — гордо воскликнул Гаврик и повторил торжественно: — Я! Да! Я теперь живу во дворце! Отныне я — друг самого Понтия Пилата! Я даже больше, чем друг. Я теперь — его собеседник!
Гаврик сел на ложе и рассказал обо всем, что с ним тут приключилось.
Странно, — а может быть, закономерно? — Гаврик рассказывал почти то же самое, что комиссар совсем недавно представлял в своих мечтах.
Ему действительно удалось ворваться во дворец на шакале. Пилат, оказывается, стоял на балконе и видел это. Человек, скачущий на шакале, поразил римского прокуратора, и Пилат потребовал его к себе.
Пилат задал вопрос. Гаврик ответил. Пилат снова спросил. Гаврик снова ответил, он ведь так долго тренировался отвечать на вопросы.
Так они стали разговаривать. Пилату очень понравилось беседовать с Гавриком, и он предложил Гаврику остаться во дворце и стать его собеседником.
Пилат сказал так:
— Кто окружает римского прокуратора? Только враги и слуги. Спасибо моей жене Клавдии, которая вопреки традициям поехала со мной в Иудею. Если бы не она, мне совсем не с кем было бы поговорить. Человек, ворвавшийся в мой дом на шакале, не может
быть слугой. И на врага ты тоже не похож. Ты будешь моим собеседником.
Гаврик улыбнулся почему-то виновато и добавил:
— Знаешь, Гершен, отвечать на вопросы великого Понтия Пилата интересней, чем на свои собственные. Правда?
Комиссар не ответил. Он думал о другом. Комиссару стало ясно, почему Пилат так много и так искренно говорил с ним: римскому прокуратору просто не с кем было поговорить. А человеку для жизни необходим человек, так уж устроен мир.
Пилат прав: враги есть у любого, слуги найдутся, особенно, если у тебя есть деньги и власть, а вот человек рядом...
И еще комиссар вспомнил — он читал об этом в Библии — слова, которые сказал Понтий Пилат, когда вывел Иисуса перед народом.
Пилат сказал:
— Се — человек!
А Гаврик продолжал щебетать:
— Я не забыл ему рассказать про тебя. Он тебя спас. Он — хороший. Хороший. Знаешь, что он мне дал? — И Гаврик стал перечислять все, что у него теперь было: — У меня есть много комнат. Еды сколько я захочу. У меня есть сколько угодно служанок, с которыми я могу делать все что угодно. А за это я должен всего лишь разговаривать с Пилатом, рассказывать ему разные истории и давать советы.
Маленький, смелый, свободный Гаврик, оседлавший шакала, Гаврик, который ловил людей в капканы и приводил к себе в дом, чтобы с ними поговорить, — ты ли это?
Что плохого в том, что человек будет жить в роскоши? Ничего. Только Гаврик, живущий во дворце и услаждающий Понтия Пилата беседой, — это уже не Гаврик, это уже совсем другой человек. Его, пожалуй, даже Гавриком не назовешь.
— А тебе не жалко своего домика и своей свободы? — спросил комиссар.
Гаврик как-то сразу сник, задумался. А потом сказал:
— Знаешь, есть такая история. Росли дуб и тростник. Дуб был могучий, сильный, красивый. А тростник — худенький и неказистый. И вот налетела буря. Сильный дуб начал сопротивляться ей, потому что он был очень гордый. А тростник начал кланяться вежливо, сгибался, как мог. И чем дело кончилось, понимаешь? Буря вырвала дуб с корнем, и дерево погибло. А тростник распрямился и продолжал жить. — Гаврик помолчал и спросил: — Понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Гард. — Мне надо идти.
— Конечно, конечно, — засуетился Гаврик. — Ты только скажи: тебе понравилось, как я тебя принял? Правда, богато? По всем традициям. Тебе понравилось?
Гарду не хотелось огорчать Гаврика, и он сказал:
— Очень.
Гаврик расплылся в улыбке.
Гаврик провел комиссара по лабиринтам дворца, открыл входную дверь, обнял:
— Иди по дороге все время прямо и выйдешь к долине Кедрона. Заблудишься — спросишь. Извини, но я не могу тебя проводить. Вдруг Пилату захочется поговорить, а меня не будет? Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Гард и вышел в темноту.
— Если тебе будет плохо, приходи. Обязательно приходи! — крикнул ему вслед Гаврик.
Комиссар шел по брусчатой мостовой и считал.
Номенклатор — первый.
Понтий Пилат — второй.
Гаврик? Да, Гаврик — третий. Тот человек, который угощал его, конечно, не был тем Гавриком, который поймал его в капкан, пошел с ним в неизвестное, а потом скакал на шакале.
Проклятье, черт возьми, не обмануло: Гаврик, оседлавший шакала, на самом деле умер.