Такси остановилось у Зимнего Сада. Гарриэт чувствовала себя несколько неловко, расплачиваясь за проезд, но вскоре осознала, что для Антуана такие вещи в порядке вещей. Она прошла вместе с ним к входу для оркестрантов, где они через несколько минут присоединились к Лейле Гарланд и Луису де Сото — к безупречной платиновой блондинке и безупречной праздношатающейся ящерице. Оба обладали абсолютным хладнокровием и невероятной учтивостью; когда Гарриэт села за их столик, единственной трудностью оказалось извлечь из них хоть какую-то заслуживавшую доверия информацию. Лейла, очевидно, заняла определенную позицию и придерживалась только ее. «Поль Алесис был страшно милым мальчиком», но «в общем-то слишком романтичным». Лейла была страшно огорчена, когда ей пришлось «прогнать его», он воспринял это «страшно тяжело»… но, в конце концов ее чувства к нему были не более чем жалость, он ведь был «так страшно застенчив и одинок». Когда рядом появился Луис, она сразу поняла, кому по-настоящему принадлежит ее любовь. Она завращала своими огромными глазами цвета барвинка в сторону мистера да Сото, который ответил ей томным взмахом бахромы своих ресниц.
— Я очень сожалела об этом, — продолжала Лейла, — потому что бедный дорогой Поль…
— Не дорогой, милая…
— Конечно, нет, Луис, только бедный покойник. Так или иначе Я очень сожалела, потому что бедняга Поль очевидно был чем-то встревожен. Но он не доверился мне, а что же прикажете делать девушке, которой не доверяет мужчина? Меня часто интересовало, а не шантажировал ли его кто-то?
— Зачем? Разве он не выглядел человеком, которому вечно не достает денег?
— Ну… да. Конечно, это не имело бы никакого значения для меня; я не отношусь к тому сорту девушек. Тем не менее, видите ли, это неприятно — думать, что одного из твоих близких друзей шантажируют. Я имею в виду то, что девушки часто не понимают, что им нельзя быть замешанными в нечто нехорошее, не так ли?
— Отнюдь нет. Когда он начал беспокоиться?
— Дайте подумать. По-моему, это случилось около пяти месяцев назад. Да, это так. Я хочу сказать — когда начали приходить эти письма.
— Письма?
— Да, большие послания с иностранными штемпелями на них. По-моему, они приходили из Чехословакии или из одного из таких странных мест. Но что бы там ни было, не из России, поскольку я спрашивала его, а он ответил нет. Я подумала, что он нигде не был за границей, нигде, кроме России, где он Находился, когда был совсем маленьким ребенком, ну и, разумеется, Америки.
— Вы говорили с кем-нибудь еще об этих письмах?
— Нет. Видите ли, Поль всегда предупреждал, что это повредит ему, если я упомяну о них. Он говорил, что большевики убьют его, если что-нибудь об этом станет известно. Я сказала: «Не понимаю, что ты имеешь в виду. Я — не большевичка и не знакома с кем-либо из людей такого рода, так почему это может повредить тебе, если этом рассказать?» Но сейчас он мертв, и я ведь не причиняю никакого вреда, рассказывая вам это, не так ли? Кроме того, если вы спросите меня, я совсем не верю, что это были большевики. Я имею в виду, что такого просто не может быть, верно? Я сказала ему: «Если ты ожидаешь от меня, что я приму на веру ЭТУ историю, то тебе придется долго ждать. Но он ничего не рассказал мне, и наши отношения несколько испортились. Я хочу сказать — когда девушка-подруга мужчины, как это было у нас с Полем, то она рассчитывает хоть на каплю уважения.
— Безусловно, — горячо произнесла Гарриэт. — Это очень большая ошибка с его стороны, что он не был откровенен с вами. Я бы на вашем месте посчитала бы справедливым попытаться выяснить, от кого приходили эти письма.
Лейла изящно поигрывала кусочком хлеба.
— Действительно, — согласилась она. — Как-то я украдкой заглянула в них. Решила, что должна сама это сделать. Но там была написана какая-то бессмыслица. Я не смогла разобрать ни слова
— Они были написаны на иностранном языке?
— Ну, не знаю… Они все были написаны печатными буквами, а в некоторых словах совсем не было гласных. Вы не смогли бы их произнести.
— Похоже на какой-то шифр, — подсказал Антуан.
— Да, именно это я и подумала. Это показалось мне ужасно странным.
— Однако, несомненно то, — заметила Гарриэт, — что обычный шантажист не будет писать шифрованных писем.
— О, ну почему это должны быть шантажисты? Я хочу сказать, что это могут быть гангстеры, знаете, как в той повести „Дело Пурпурного Питона“? Вы ее читали? Пурпурный Питон был турецкий миллионер, и у него имелся тайный дом, полный обитых сталью помещений, роскошных курительных комнат и обелисков?
— Обелисков?