Второй предмет являл собой нечто более загадочное. Это был листок бумаги ин-кварто[98]
, покрытый записями, но настолько испачканный пятнами крови и морской водой, что запись была почти неразборчива. Эта бумажка не была положена, в бумажник, а запрятана позади него. То, что могло быть прочитано, было написано прописными буквами и багрово-пурпурными чернилами, которые хотя расползлись и очень сильно смазались, все-таки довольно сносно сумели противостоять воде, где они пребывали неделю. Можно было разобрать несколько фраз, но они явно не могли порадовать. Например, имелся отрывок, начинающийся очень мелодично: SOLFA, однако он быстро «вырождался» в неуклюжее TGMZ DXL LKKZM VXI, после чего терялся в грязном темно-красном пятне. Далее внизу шло: AIL АХН NZMLF, NAGMJU КС КС и MULBY MS SZLKO, в то время как все это заканчивалось словами, которые могли являться подписью: UFHA AKTS.Коронер спросил инспектора Умпелти, не мог ли он пролить какой-нибудь свет на эту бумагу. Умпелти ответил, что это сумели бы сделать двое из свидетелей и отошел, чтобы уступить место миссис Лефранс.
Хозяйку меблированных комнат, которая находилась в сильном у нервном потрясении, слезах и в пудре спросили, не могла ли она опознать труп. Она ответила, что может это сделать по одежде, волосам и бороде, а также по кольцу, которое покойный всегда носил на левой руке.
— Но вот что касается его бедного лица, — всхлипнула миссис Лефранс — тут я просто не могу говорить о нем, как если бы я была — его собственной матерью, а я уверена, что любила его как сына. Оно ведь все обгрызано этими ужасными тварями, и чтоб мне провалиться, если я когда-нибудь съем краба или омара… надеюсь, за это Бог поразит меня насмерть! А сколько омаров под майонезом я съела в давнишние деньки, не знаю, и, конечно, не удивлюсь, если теперь меня будут преследовать кошмары, когда мне известно, откуда появились эти чудовища и чем они питаются!
Присутствующие вздрогнули, и представители администрации «Респлендента», находящиеся в комнате, поспешно отправили с посыльным записку к соответствующим поварам, приказывая им ни в коем случае не ставить в меню ни крабов ни омаров по меньшей мере две недели.
Миссис Лефранс далее дала показания, что Алексис обычно получал письма из чужих краев, и очень много времени тратил на то, чтобы прочитать и ответить на них. Так, после получения последнего из писем, утром во вторник он вел себя странно и возбужденно. В среду он оплатил все неуплаченные чеки и сжег большое количество бумаг, тем вечером он поцеловал ее и таинственным тоном заговорил о возможном отъезде, который должен произойти в ближайшем будущем. Так, он ушел утром в четверг после довольно скудного завтрака. Он не взял никакой одежды и унес с собой ключ от комнаты, как будто намеревался возвратиться.
Была предъявлена фотография; миссис Лефранс никогда не видела ее прежде; и она также никогда не видела оригинала, изображенного на ней; она никогда не слышала, чтобы Алексис говорил о ком-нибудь по имени Феодора; она не знала никакой женщины из его жизни, кроме Лейлы Гарланд, с ней он встречался некоторое время до миссис Велдон, леди, с которой он обручился, чтобы пожениться как раз в то время, когда умер.
Это, естественно, сосредоточило внимание собравшихся на миссис Велдон. Генри протянул ей флакон с нюхательной солью и что-то сказал, а она ответила ему чуть заметной улыбкой.
Следующим свидетелем была Гарриэт Вэйн, которая дала подробный отчет об обнаружении трупа. Коронер тщательно допросил ее о том, что касалось положения трупа и состояния крови. Гарриэт оказалась хорошим свидетелем по этим пунктам, ее тренировка в качестве писателя детективных романов обучила ее обращать внимание на детали такого рода.
— Труп лежал с подтянутыми вверх коленями, словно он находился в этом положении, когда падал. Одежда была в полном порядке. Левая рука согнута, отчего кисть и запястье находились прямо под горлом покойного. Правая рука свисала с края скалы, находясь непосредственно ниже уровня головы трупа. Обе руки, в том числе и их кисти, пропитались кровью. Когда я увидела труп, кровь скопилась в луже в ложбинке скалы прямо под горлом мертвеца и все еще капала вниз на переднюю часть скалы. На верхней поверхности скалы крови не было, как и на всех остальных частях тела, кроме лица и рук. Вид трупа говорил о том, словно горло покойного было перерезано в тот момент, когда он наклонился вперед — как например, если человек умывается над тазом или его тошнит. Когда я сдвинула труп с места, кровь обильно и свободно потекла из порезанных сосудов. Я не заметила, чтобы какие-нибудь брызги крови высохли на солнце. И не думаю, чтобы так случилось, поскольку лужа крови и сама кровь под покойным закрывались от прямого попадания солнечных лучей его телом. Когда я приподняла труп, кровь хлынула из него потоком, как я уже говорила прежде, и стекала по скале вниз. Она была совершенно жидкой и струилась очень обильно.