Найти себя

Но тут я вспомнил кое-что странное, и мои мысли резко свернули в сторону от загадочного временно́го круговорота – предстояло обдумать, может, и не столь важное, но гораздо более практичное, касающееся непосредственно Квентина.

Напрашивался вполне естественный вопрос: «А какого черта он вообще приперся на Русь, да еще так странно – без сопровождения, без свиты, с одним лишь лекарем?!»

К нему тут же примешивался еще один, относительно будущей должности. Как-то она выглядела не совсем достойной его титула. Годунов, конечно, крут, но не настолько, чтобы приглашать в качестве учителя для царевича Федора королевского сына из Англии. Нет, пригласить-то он может, хозяин – барин, вот только кто же ему его пришлет.

Или это вроде благовидного предлога, а на самом деле его зазвали в качестве жениха для дочки Годунова Ксении? Кстати, по годам самое то – молодой, симпатичный, опять же, поэт. В такую версию вполне укладывается и затрапезный внешний вид – конспирация. Парень не удовлетворился портретом и решил лично удостовериться в необыкновенной красоте царевны.

Так-так. Вот тут, кажется, все сходится. Вроде бы у нее действительно были женихи из иностранцев. Или я что-то путаю? Нет, точно были.

И один из них как раз пробыл на Руси совсем недолго, потому что умер[53]. Тогда что же получается? О господи, час от часу не легче! Он теперь находится на Руси и совсем не умер, так, что ли?!

Хотя погоди-ка, если этот Квентин женится на Ксении, то он уже не будет королем Англии. А где тогда Карл?!

«Впрочем, о чем это я – настоящий Карл мог еще не родиться»,– осенило меня, и я перевел дыхание.

Так, хоть с Карлой разобрались, пусть и не полностью. Теперь приступим вплотную к Квентину, который вроде бы тоже потенциальный Карл. Если это жених Ксении, значит, я все-таки ухитрился изменить историю, да не какую-то там английскую, а нашу родимую?!

«И что мне теперь делать? – мрачно размышлял я.– Заново его убивать? – И твердо ответил: – Нет уж, дудки! Пусть парень живет, и вообще, может, все к лучшему, а? К тому же, насколько мне припоминается, до Москвы он вроде бы добрался и с Годуновым познакомиться успел, а умер уже потом. Ну да, чему удивляться – здоровье у него хлипкое, а таких чудо-камней в столице не имеется. Выходит, все правильно, и я, сам о том не подозревая, сработал на руку официальной истории. Жаль только, что зря старался»,– вздохнул я.

Мне и впрямь стало искренне жаль симпатичного простодушного юношу, чей конец я отсрочил так ненадолго.

«Но как-то оно все равно не совсем правильно,– снова вернулся я к странностям визита английского принца.– Конспирация конспирацией, но всему же есть разумные границы, а тут...»

Спустя еще десять минут нервного блуждания по комнате я резко остановился и громко вслух произнес:

– Ну и дурак ты, батенька! А какого черта тебе вообще понадобилось гадать?! Тоже мне Шерлок Холмс выискался. Иди и устрой этому наследнику допрос с пристрастием.

Сказано – сделано, и уже через пару минут я вломился к Квентину с самыми решительными намерениями узнать всю правду до конца.

– Давай, парень, рассказывай все полностью. Знаешь, есть на Руси хорошая поговорка, сказал «а», говори и «б».

– Бэ,– послушно произнес сидевший у стола с какой-то тоненькой книжицей в руках шотландец-англичанин.

– Нет, ты меня не так понял,– поправился я.– Тут речь о другом. Я что-то в толк не возьму: тебя прислали сюда для того, чтоб ты женился на царевне Ксении, так?

– Царевна – это русская принцесс? – уточнил по-прежнему недоумевающий Квентин.

– Да, причем в одном экземпляре, тьфу, дьявольщина, я хотел сказать, единственная дочка царя,– быстро поправился я и поторопил Квентина с ответом: – Ну? Чего молчишь?!

Тот, вытаращив глаза, по-прежнему безмолвно глядел на меня, а рот его в это время постепенно расползался в широкой – от уха до уха – улыбке.

– Так и есть! – вдруг завопил он и вскочил на ноги.– Так и есть! А я есть глупец и настоящий дурень! – После чего он вновь затараторил по-английски, радостно жестикулируя и чуть ли не подпрыгивая от восторга.

– М-да-а, все-таки знание иностранных языков – великое дело, как говаривала, облизываясь, сытая лисичка, выманившая доверчивого петушка на зазывное куриное кудахтанье,– пробормотал я, наблюдая за буйным весельем шотландского принца.

Выждав несколько минут, чтоб у того улегся первый бурный всплеск эмоций – пусть выпустит пар, иначе все равно ничего путного не добиться, я негромко окликнул:

– По-русски, Квентин, по-русски. Я тоже хочу разделить с тобой радость, так что, будь любезен, поделись.

– Да, да! – опомнился тот.– Непременно! – И кинулся меня обнимать.– Боже, как я благодарить тебя! Ты сказать цель, а ведь я думать...

– Вот и говори после этого, что англичане – сухой и чопорный народ,– пробормотал я себе под нос.– Хотя да, ты же поэт, а это – существа особые, ушибленные на голову вне зависимости от национальности.– И громко скомандовал: – Ближе к телу, как говорил Мопассан,– пытаясь холодным тоном остудить полыхающий костер бурных эмоций.