Найти себя

– Слушай...– таинственным шепотом произнес Квентин, заговорщицки оглянулся на дверь, после чего, метнувшись к ней, накинул на всякий случай увесистый крюк на петлю и, вернувшись, приступил к долгому и путаному – все-таки многих слов еще не знал – рассказу.

– Значит, ты – незаконнорожденный? – с легким разочарованием уточнил я спустя полчаса.

– Ты сам есть незаконнорожденный! – возмутился Квентин, и пятна яркого румянца вспыхнули на его щеках.– Я же сказываю: он непременно женился бы на моей матери, если бы та не умерла спустя два года после моего рождения. Я как раз напротив – истинный Стюарт по отец и самый главный род Шотландии Дуглас – по матерь.

– А кто тебе сказал, что ты – сын короля? Он сам? – осведомился я.

Квентин замялся, но потом с вызовом выпалил:

– Он не мог о том поведать, ибо есть такой великий вещь, как политикус, но он был всегда так добр и так любезен ко мне, что я сам решить эта загадка. К тому же я очень похож на его величество – яко ликом, так и всем прочим. Как мыслишь, кто написал оное? – И Квентин, хитро улыбаясь, протянул мне небольшой томик.

– Ты? – уважительно поинтересовался я у него.

– Сам король,– горделиво поправил меня Квентин и, любовно посмотрев на книгу, торжественно прочел заголовок: – «The Essays of a Prentice in the Divine Art of Poesy».

Я тупо уставился на него, вежливо похвалив:

– Звучит красиво. А теперь переведи, а то у меня по вечерам с английским что-то худо.

Квентин некоторое время беззвучно шевелил губами, склонив голову набок, после чего, радостно просияв, выпалил:

– «Опыты подмастерья в божественном искусстве поэзии»! У нас, Стюартов и Дугласов, поэзия вообще в крови,– гордо вскинув голову, заметил он.– Еще Якова, моего предка-короля, который жил лет двести назад, называть первым пиитом шотландских гор[54] на протяжении веков. А что касаемо Дугласов, то у них особая слава принадлежать третий сын Арчибальда Отчаянного Гавин Дуглас. Хотя он и быть в духовном звании, достичь звания епископа Дункельдского, но это не мешать ему слагать сладкозвучные вирши и переводить древних эллинов. Я сам некогда наслаждаться чтением «Энеиды», кою он переводить лет сто назад.

Выпалив все это на одном дыхании, он довольно откинулся на лавке и, горделиво вздернув голову вверх, позволил себе расслабиться, с несколько покровительственной улыбкой наблюдая за мной.

Однако поэтическая генеалогия меня не совсем удовлетворила, и скептическое выражение так и не исчезло с моего лица. Спустя минуту Квентин это почувствовал и с ласковым упреком и легкой досадой в голосе – вот же бестолочь попалась, не зря ему рассказывали, что Русь – страна варваров, которые туго мыслят, потому что от лютых морозов в их голове все мозги слипаются,– осведомился:

– Какие же тебе еще нужны доказательства, неверующий упрямец? Я мыслил, что меня удалять из Англии, дабы мое присутствие не стеснять отца во время его коронации, ибо корабль вместе со мной отплыть ровно за месяц до нее. Но токмо теперь я начать понимать всю его мудрость. На самом деле он вопреки всем придворным козням решить возвеличить своего старшего сына, но, не имея возможности сделать это в Англии, посоветовал моим опекунам отправить меня сюда именно с целью женитьбы на...

– А ты уверен в этом? – перебил я его и уточнил: – Я говорю про женитьбу. Мало ли что я могу ляпнуть, а потому...

– Ты ляпнуть на сей раз именно в punctum... то есть в точка,– тут же поправился он.

– Ну-ну,– недоверчиво проворчал я.

Все-таки что-то меня здесь смущало. Ах да, полное отсутствие свиты. Я не специалист в придворном этикете, но, на мой взгляд, принцев, пускай даже незаконнорожденных, вот так запросто за моря не выпускают. Уж с десяток человек его величество король вполне мог сунуть своему отпрыску. Ну там камердинеров, гувернеров, швейцаров и прочую шелупонь.

– Знаешь,– деликатно начал подкрадываться я к весьма щекотливому вопросу,– давай пока отодвинем в сторону царскую дочку и сосредоточимся на твоем папаше. Книга книгой, но хотелось бы доказательств посущественнее.

– Да ты какой-то недоверчивый Фома,– попрекнул Квентин.– Но я на тебя нет обида. Сейчас моя показать твой что-то, и тебе все понять.

Он торжествующе раскрыл обложку, и моим глазам предстал титульный лист с размашистой английской надписью поперек заголовка.

– Переведи,– вновь попросил я.

– «Моему возлюбленному сыну Квентину, в надежде что он почерпнет из него множество ценного и прекрасного»,– высокопарно произнес он.

– Впечатляет,– согласился я.

– Сыну! – гордо подчеркнул Квентин.– А вот еще.

Он опрометью кинулся под лавку, на которой спал, и сноровисто извлек из-под нее небольшой сундучок. Лихорадочно покопавшись в нем, Квентин извлек еще одну тоненькую книгу.

– «Basilikon Doron»,– нараспев произнес он и тут же, даже не дожидаясь моей очередной просьбы, перевел: – «Королевский...» – Легкая заминка, после чего он, поправившись, выдал окончательный перевод: – По-вашему если, то царский дар. Сие есмь наставление для меня.

– Так уж и для тебя,– скептически вздохнул я.