В таком режиме он выдержал еще двое суток. Ночью он уже не спал, поскольку разницы не было, день на дворе или ночь, просто то и дело забывался на полчаса, привалившись спиной к стене. Долго спать не получалось — его будила чудовищная жажда, на фоне которой даже не так мучил притупившийся голод.
Хакер использовал всякие подходы к охранной нейросистеме — от того, что он выполняет секретное задание спецслужб, до того, что биологический объект, задержанный в хакерской базе, серьезно болен и должен быть немедленно доставлен наверх. Если бы Гарм умел публично выражать эмоции, Захаров наверняка не раз услышал бы его саркастическое хмыканье.
В общем, на разговор Захаров вызвать Гарма сумел, но больше пес не продавливался. Обмануть этого мудреца, поглотившего десятки тысяч книг, было совершенно нереально.
На исходе вторых суток пошел проливной дождь, и температура опустилась еще на несколько градусов. Гнус, которому по сезону уже давно следовало выбраться из своих таежных убежищ, обрадовался сырой прохладной погоде и окончательно превратил жизнь Захарова в ад. Желудок вопил, требуя воды и пищи. Губы пересохли, наступило серьезное обезвоживание, которое только усугублялось разрастающейся простудой.
И дальше будет только хуже. Хакер будет умирать здесь, как дикий зверь, катаясь в агонии по пыльному бетонному полу, усеянному полуразложившимся мусором. И будет хорошо, если Гарм сочтет это попыткой к бегству и милосердно прикончит его одним выстрелом…
А может, лучше и не тянуть зря?..
Измученный Захаров молча смотрел в темноту. Что ж, выхода нет, и он, один из создателей Гарма, понимает это как никто другой. Эта самообучающаяся нейросеть не имеет уязвимостей. В голове уже понемногу начало мутиться, и чем больше времени он тут проведет, тем меньше шансов, что ему удастся что-нибудь придумать. Он обречен сдохнуть здесь от жажды — от голода уже не успеет, что, конечно, плюс. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Или получить заряд самодельной картечи в голову. И в его случае это определенно не самый мучительный способ умереть.
Черт, как глупо. Как же глупо было попасть в лапы собственной охранной системы, рассчитанной на вторжение посторонних нарушителей. И как потрясающе ошеломительно узнать, что посторонний в данном случае — ты.
— Ну, что ж, — сосредоточенно проговорил Захаров, с огромным трудом приподнимаясь с пола. Болело все тело, но он все же сумел выпрямиться, придерживаясь за стену, и включить налобный фонарик на каске, которую надвинул на брови. — Любимый город в синей дымке тает…
— Не двигаться! — немедленно отреагировал Гарм.
— Да пошел ты к черту, — устало проговорил Юрий.
Он был измучен. Он очень устал за последние дни. А главное, у него не было никакого будущего. Бороться можно, только понимая, что твои истертые в кровь пальцы, твои искрошенные, намертво стиснутые зубы помогут тебе на последних каплях адреналина вырвать себе еще немного жизни. А Захаров больше не мог бороться. Захаров хотел отдохнуть — от сатанинской жажды, от гнуса, от опухших ног. От адского пса Гарма.
Болезненно ссутулившись, подволакивая ноги, он шагнул к дверному проему.
— Оставайтесь на месте! — забеспокоился Гарм.
Не оборачиваясь, Юрий показал в пространство средний палец.
Добравшись до лестницы, он зашагал вверх — не торопясь, осторожно преодолевая каждую ступеньку, отчетливо понимая, что заряд картечи, направленный роботом с наносекундной скоростью реагирования, опередить не сможет, даже если рванется изо всех сил. Но он не пытался спастись — он шел умирать.
Последние в жизни пятнадцать ступенек. Наверное, так ощущают себя заключенные, приговоренные к смертной казни, которых ведут на окончательную экзекуцию.
В какой-то момент в голове вдруг мелькнуло ужасное: а ведь нейросеть, наверное, не станет сразу бить на поражение, а постарается обездвижить живого нарушителя — скажем, прострелить ему ногу… Так что умирать все равно придется в муках, от болевого шока или критической потери крови…
Еще ступень. Еще. Левую ногу вдруг прострелил спазм, она внезапно отказалась повиноваться. Однако, новости! Захаров был агностиком и в общем-то не боялся смерти, поэтому такое неожиданное напоминание о том, что смерти дико, до психосоматических отказов, боится его тело, повергло человека в смятение.
Определенно, едва ли получится красиво умереть, еле ковыляя. Юрий вообще осознал, что красиво умереть не получится у него в принципе. Потому что он сам тоже панически боялся смерти, несмотря на свою философию. Точнее, нет, не так: он не боялся именно красивой смерти. Здесь же, в воняющем протухшей кровью и мозгами подвале, сдохнуть со вкусом не выйдет. Ты либо сам подохнешь в муках и собственных испражнениях, либо твой срок отмерит изувеченный взрывом робот.
— Последнее предупреждение, — дребезжаще проговорил механический паук. Следом за Юрием он перебежал по стене из нижнего помещения в коридор с лестницей и снова замер, нацелив на нарушителя ствол своего оружия. — В случае неподчинения открываю огонь без дальнейших предупреждений.