Найти свет в сумерках

– Да, – задумчиво пробормотала я. – Похоже на пристанище бездомных.

Мы разожгли костер, и я попыталась высушить свой мокрый носок и кроссовок. Получалось не очень. Но дождь все равно нужно было переждать. Ксения тоже села у костра. Ее била дрожь. Она задумчиво смотрела на пламя.

– Как тебя зовут? – вдруг спросила она.

– Майя.

– Понятно. Очень приятно.

Я улыбнулась. Самое время познакомиться.

– Оттуда ты взялась, Майя?

– Ох, – пробормотала я, – это очень длинная история. Давай я ее тебе расскажу, когда мои ноги будут сухие? Желательно у меня дома.

– Хорошо, – сказала Ксения и оглянулась.

– Слушай, – пробормотала она и взялась за свой лоб. – Ты… спасибо тебе… за Винсика спасибо и вообще. Извини.

Ксения вдруг вскочила и побежала к реке. Рыжик ринулся за ней.

Не веря в происходящее, я на бегу стала надевать свой кроссовок. Я догнала Ксению у самой реки, схватила ее за волосы и стала тащить обратно под мост.

– Сумасшедшая! – кричала я. – Ты куда собралась? Топиться? Что у тебя вообще в голове?

Я кричала какие-то ругательства и волокла Ксению под мост. Она уже не сопротивлялась. Я кинула ее возле костра, села рядом на землю.

Ксения сидела молча, только ее зубы громко стучали.

– Больная, – зло пробормотала я.

Тут до меня дошло: она и правда была больна. Я потрогала ее лоб: он горел.

– Ксения! Ты меня слышишь? – я стала трясти ее за плечи.

– Да, – слабо ответила она. – Ну зачем ты меня приволокла? Какой смысл?

– Смысл?! А какой вообще во всем тогда смысл?! Я три недели тебя искала. Не ради тебя. Ради Дена. Он, если хочешь знать, – моя первая любовь. А он тебя любит, ты его сестра. А еще есть очень хорошие люди, которые хотят тебя удочерить. Там тоже твой брат, по отцу. Он тоже… хороший…

– Откуда ты все это знаешь?

– Оттуда, – резко ответила я.

– Моя мама умерла. А ведь все это было для нее. Я хотела заработать денег, чтобы вылечить ее. Чтобы она больше не пила. Мы с дядей Сашей нашли хорошую клинику, где лечат алкоголизм. Они мне обещали за картину деньги. Я бы ее вылечила…

– За какую картину? Этого Добужинского?

– Да. Лев Семенович этим занимается. Они через свои связи опубликовали в каталоге якобы неизвестную раньше картину Добужинского из частной коллекции. Картину эту нарисовал другой парень. Но он жил с соседями: то ли наркоманами, то ли алкоголиками. Они устроили пожар, картина сгорела. Тот парень переехал и снова стал ее рисовать. Но что-то опять там не заладилось, и они нашли меня.

– Не заладилось, – пробормотала я, вспомнив, как погиб Борис.

– В Америке есть очень пожилая женщина. Ее родители когда-то эмигрировали из России. Она считает себя русской, любит Петербург и коллекционирует картины известных художников с изображениями города. Еще она очень богатая.

– И этот Лев Семенович хочет подсунуть ей картину, нарисованную тобой, но выдать ее за творение Добужинского?

– Да. Это не новая схема мошенничества. У него большие связи. Он подкупил экспертов и редакторов каталога. За картину та женщина готова отдать огромные деньги… надо же, они пожалели даже маленькую часть, которую обещали мне…

– Человеческая жадность безгранична, – согласилась я.

Я не стала напоминать Ксении о том, что она участвовала во всей этой афере незаконно. Именно она рисовала картину. Получается, что все это задумывалось еще давно. И сперва картину нарисовал Борис. Потом ее сфотографировали, чтобы опубликовать в каком-то международном каталоге. И в тот же день картина сгорела. Ему пришлось рисовать заново. Лев Семенович снял Борису полностью всю квартиру, чтобы соседи больше не помешали.

Но Борис решил продать картину в обход Льва Семеновича, напрямую той пожилой женщине в США. И забрать все деньги себе.

Лев Семенович узнал об этом, они пришли вдвоем с дядей Сашей к Борису, запугали его. А дальше пошла череда трагических случайностей: Борис испугался, видимо, отшатнулся, у него упала банка с растворителем на подоконник, туда же упала зажженная сигарета. Дальше на нем, например, загорелась одежда. И картина тоже загорелась. Уже второй раз.

Как будто какое-то провидение никак не позволяет выдать фальшивку за творение давно умершего художника Добужинского.

Те двое пришедших поняли, что картина снова испорчена, и просто закрыли дверь комнаты Бориса, видимо, чем-то ее подперев снаружи. А Борис, чтобы позвать на помощь, открыл окно, забравшись на подоконник. И упал.

Все эти жуткие изображения пронеслись перед моими глазами.

– Конечно, я понимаю, что я – преступница, – вдруг сказала Ксения. Можешь мне ничего не говорить. И эти люди откажутся от меня, когда узнают, что я рисовала картину, зная, что ее будут выдавать за фальшивку. И Ден это все узнает…