Найти свой остров

– Нет, откуда. – Стефания Романовна снова всхлипнула. – Я тогда словно превратилась в другого человека, отрезала себя от всего, что было, а ты вела себя так, словно всегда была моей дочкой, и говорить очень быстро начала, да как! Сказки какие-то рассказывать пыталась. Нет, конечно, мать ничего не знала, а я не стала говорить – не из-за Григория, не из-за страха разоблачения, а просто потому, что Бог сотворил для меня чудо, вернул мне ребенка. О чем тут рассказывать? Это между мной и Им.

Ника смотрит на Марека и думает о том, что сама она не смогла бы так. Или нет? Прав Алешка, никто себя до конца не знает.

– Я ведь тогда ни о чем не думала, только об одном: она снова со мной! Остальное не имело значения. Я отчего-то даже не думала о том, что придется вернуться в Балхаш, где свекровь сразу обнаружит подмену. Словно кто-то отрезал меня от этих мыслей, словно все предопределено. Хотя, возможно, так оно и было…

И береза, застывшая на морозе, такая огромная и красивая, с тонкими веточками, словно залитыми в стекло, и мостик, через который бежала девочка на другую сторону, остались позади.

– Едем домой, мам. Ты права, лучше все оставить как есть.

* * *

Самое странное занятие – лежать на диване и наблюдать, как вокруг тебя кипит работа. В квартире пахнет студнем и ванилином – Ника печет фирменный торт, студень липко перекатывается под крышкой. Матвеев с Олешко устанавливают в гостиной огромную сосну, Валерия сидит рядом и чистит орехи.

– Подержи здесь… черт, колется. Паш, да держи ты, она же падает!

Панфилов смеется, хотя ему еще больно. Ему надоело в больнице, он затосковал совсем без Валерии.

– Ребята, надо достать игрушки с антресолей.

– Ника, пусть Леха достанет. – Олешко раздосадованно трясет рукой – прищемил палец, ставя сосну в подставку. – Она высотой прямо в потолок, смотри.

– Верхушку обрезать придется, надо же макушку на нее нацепить!

– Обрежем. – Алексей достает с антресолей ящики. – Это все елочные игрушки?

– Ага. Здесь и бабушкины еще, и мои – я когда-то покупала на блошиных рынках. И современные – мы с Мареком каждый год покупаем, невозможно удержаться… Буч, не ешь дождик, ты что!

– Теперь будет блестеть в лотке. – Матвеев смеется. – Что там с тортом?

– Сейчас орехи дочистим, и все, готово. – Ника втягивает носом воздух. – Обожаю эти предновогодние запахи! Пахнет студнем, елкой, выпечкой, праздником! А завтра только салатики порежем и горячее сделаем, и все у нас готово. Лер, где мы в прошлом году гирлянды приспособили?

– У Марека в шкафу.

– Марек!

Ника кричит на весь дом, откуда-то слышны возня и грохот – дети украшают комнату Марека. Панфилов наблюдает за суматохой с веселым удивлением. У него такое чувство, словно он дома, – и он удивляется этому. Даже в своей квартире он не ощущал такого уюта… да он там его вообще никогда не ощущал. Приходил, принимал душ, менял одежду, пил кофе, спал. Иногда приводил женщин. Но уют – нет, уюта в его жизни не было. А теперь у него не просто уют, а большая, дружная семья, хоть и несколько странная.

– Лерка…

Она смотрит на него из-под ресниц, ресницы у нее рыжие, и веснушки на носу, и волосы, немного отросшие, топорщатся смешным ежиком, но Панфилов знает: у них все будет как надо, и даже детей они еще успевают, так что будут у Ирки брат и сестра, рыжие, как она сама.

– Как ты, Саня?

– Ничего. Курить, правда, совсем бросил.

Их пальцы сплетаются – никто не видит, но никого это и не касается, это только их момент, их нежность. И не было у них весны, они вступили в жаркое лето – на весну у них уже нет времени, да и ни к чему эти танцы с бубном, когда все предельно ясно: это его женщина, она родилась для него, и с ней будет спокойно, уютно и не слишком просто, но он готов к этому, потому что он и сам ведь не леденец на палочке, и…

– Нет, так не пойдет.

Ника стоит посреди гостиной с воинственным видом.

– Что, Никуша?

Олешко смотрит на нее абсолютно невинными глазами, но только он понимает, о чем сейчас пойдет речь.

– Ты мне зубы не заговаривай, Павел. – Ника даже раскраснелась от возмущения. – Или ты думал, что мы сейчас завозимся с елкой, уборкой и прочим, и я позабуду? Давай, расскажи нам, откуда там взялись все эти серые личности? Мы ведь все по-другому планировали.

– Но вышло-то все равно не так.

– И что? Откуда взялись эти люди с одинаковыми лицами?

– Ну, не такие уж они одинаковые.

– Одинаковые, одинаковые. Все как на подбор негодяи. – Ника фыркнула. – Мы собирались выманить Кравцова, и ты позвонил по тому номеру и изобразил Борика. И мы решили, что выманим его, а там уж… что-нибудь с ним сделаем.

– Да, решили. А потом мне позвонил один человек. – Олешко отводит взгляд. – Он позвонил мне сам, а это значит, дело для него было в абсолютном приоритете. И предложил поучаствовать в операции на моих условиях. Это не просто неслыханно, такого и вовсе быть не могло, но это так. И я выторговал у него некоторые преференции для нас всех, в частности, твердое обещание оградить нас от полиции в связи с чередой прошлых событий. Вот потому они и оказались там. А вот как ты сама там оказалась, это еще вопрос.