Наивная смерть

– Но с того места, где ты сидишь, тебе кажется, что все это – не более чем типичная девчачья суета.

– Мне нелегко взглянуть на это по-другому. Извини, Даллас, она же все-таки маленькая девочка.

– А если бы ей было шестнадцать или двадцать шесть?

– Даллас, ты же знаешь, это огромная разница.

– Вот это я и пытаюсь понять, – сказала Ева, подкатывая к тротуару у дома Страффо.

Дверь открыла Аллика. Ее лицо осунулось, глаза ввалились, она явно плохо спала несколько ночей подряд. Еще не одета: в одном только длинном сером халате.

– Ради бога, – вздохнула она, – неужели вы не можете оставить нас в покое?

– Нам необходимо поговорить с вами, миссис Страффо. Мы предпочли бы сделать это в квартире, где вы можете расположиться с удобствами и никто нам не помешает.

– Вы же собираетесь меня допрашивать. И вы думаете, дома мне будет удобнее? Допрос – это все равно допрос.

– Я сказала, «поговорить с вами», а не допросить вас. У вас есть причины избегать разговора с нами?

Аллика на мгновение закрыла глаза.

– Мне нужно связаться с мужем.

– Вы считаете, что вам нужен адвокат?

– Он не просто адвокат. – Это прозвучало очень резко, Аллика почти огрызнулась. Потом она прижала кулак ко лбу. – У меня голова болит. Я пытаюсь отдохнуть, мне скоро ехать за дочерью.

– Мне очень жаль вас беспокоить, но у нас есть вопросы, и они нуждаются в ответах. – Ева решила надавить на слабое место. – Если вы считаете, что вам необходимо связаться с мужем, передайте ему, чтобы он подъехал прямо в управление. А мы все втроем подождем его там. Беседа пройдет в официальной обстановке.

– Это звучит почти как угроза.

– Здесь мы втроем, там будем вчетвером. Выбор за вами.

– Ну хорошо, входите. Давайте покончим с этим. Вы, полицейские, удивительным образом умеете заставить жертву почувствовать себя преступником. – Аллика прошла в гостиную и точно так же, как разобиженная десятилетняя Мелоди, плюхнулась в кресло. – Что вам нужно?

– У нас есть веские причины полагать, что некий предмет был заранее удален из дома перед обыском. Речь идет о предмете, чрезвычайно важном для следствия.

– Да это полный абсурд. Ничто не пропадало из нашего дома, и нет здесь ничего имеющего отношение к вашему следствию.

– Ваша дочь вынесла из дома свой дневник.

– Прошу прощения? – Теперь Аллика выпрямилась, и в ее голосе послышалась легкая, едва заметная нотка страха. – Какое отношение к чему бы то ни было может иметь дневник Рэйлин?

– Она удалила его из дома перед обыском, а после обыска успела вернуть на место. Вам известно, где он находится?

– Нет.

– Вы его читали?

– Нет, не читала. Мы в этом доме уважаем чужие тайны.

– Нам необходимо взглянуть на этот дневник, миссис Страффо.

– Да что с вами такое происходит? Как вы можете обвинять ребенка в таких чудовищных вещах?

– Я ни в чем не обвиняла Рэйлин. А как по-вашему, что она сделала? Как по-вашему, на что она способна, Аллика? – Ева подалась вперед. – Почему вы мучаетесь бессонницей, почему вам так плохо, чего вы так боитесь?

– Я не знаю, о чем вы говорите. Не понимаю, что вы имеете в виду. – Ее пальцы начали нервно теребить полу халата. – Вы должны это прекратить. Прекратить немедленно.

– Я собираюсь это прекратить. Я хочу остановить ее. Вы же понимаете, это не может продолжаться.

– Вы должны уйти. Я требую, чтобы вы ушли немедленно.

Ева крепко надавила на следующее слабое место:

– Почему вы прячете фотографии своего сына подальше от глаз? Почему вы прячете лоскуток его одеяльца, его игрушку, все, что храните в память о нем? Почему, Аллика?

– Он был моим сыном. Моим маленьким мальчиком. – Теперь Аллика разрыдалась.

– Но вы прячете снимки вашего маленького мальчика, прячете память о нем. Почему?

– Это больно. Это расстраивает…

– Рэйлин? Ей это не нравится, не так ли? Ей не нравится, когда вы или Оливер рассматриваете фотографии другого ребенка. Все внимание должно быть уделено ей и только ей. Она никогда не любила делиться вниманием, верно?

– Это естественно, совершенно естественно для первенца – ревновать ко второму ребенку. Детская ревность. Соперничество между братьями и сестрами.

– Но все не сводилось только к этому, верно? В тот рождественский сочельник она приняла меры, чтобы исправить положение. С какой стати она должна делиться игрушками? Почему вы уделяете свое время ему, хотя она родилась первой? Поэтому она его разбудила, подняла с постели и вывела на лестницу. Верно?

– Это был несчастный случай. – Аллика закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Это был несчастный случай. Она спала. Мы все спали. О боже, ради всего святого, перестаньте меня мучить.

– Нет, она не спала. Вы прекрасно знаете, что она не спала.

– Она не хотела… не могла хотеть… О господи, прошу вас.

– Скажите мне, что случилось в то утро, Аллика.

– Все было именно так, как я вам сказала. Мы спали. Мы все спали. – Теперь Аллика уронила руки. Ее лицо было бледно, как у привидения, взгляд блуждал.