Наизнанку. Личная история Pink Floyd

Среди трудностей выпадали и уникальные моменты. Марк нередко программировал освещение ночами напролет – никогда не забуду, как я впервые увидел, что у него получается: это было невероятно красочно. На сцене понятия не имеешь, как все выглядит извне. К примеру, круглый экран, опоясанный лампочками, с моего места за барабанной установкой выглядел просто световой фермой. Лишь глядя на сцену снаружи, я увидел, какой эффект производят эти световые вихри.

Помимо разросшейся бригады, мы располагали телефонами в трех экземплярах, радиосистемами, факсами и чертежным бюро. На последнем туре у нас не было даже производственного отдела. Моррис проводил инструктаж, уместный скорее при высадке десанта в Нормандии, нежели на рок-концерте. После оценки, раздачи и обсуждения рабочих заданий звучала краткая нотация об агрессии в полевых условиях. Говоря «морские», Моррис имел в виду не дельфинов, а пехотинцев. Такие люди нам и были нужны.

Одним из первых заданий, расписанных после прибытия группы, стала погрузка гребного тренажера, который Дэвид возил с собой. Дэвид, похоже, считал, что ссора с Роджером разрешится скорее на кулаках, чем в суде, и каждый день тренировался на этой чудо-машине, которая показывала результаты на электронном табло и позволяла сверять их с любым соперником, какой в голову взбредет. Были и минусы: весил тренажер четыреста фунтов и насчитывал десять футов в длину. В упакованном виде он смахивал на гроб Невероятного Халка. Пакуя фургоны, на него никто не рассчитывал. В конце концов его назначили наказанием для того грузовика, что собирается и выдвигается в путь последним, – этот грузовик и забирал тренажер. Эффективность погрузки возросла на 30 процентов.

Тем временем мы призвали на помощь Боба Эзрина. Кто-то должен был посмотреть все шоу свежим взглядом. Мы, пожалуй, так увлеклись музыкой, что, даже несмотря на сказочное освещение, группа на сцене погрузилась в хаос. Такие проблемы – как раз конек Боба. Вооружившись мегафоном, он развлекал нас, вышагивая туда-сюда перед сценой, громко, но неразборчиво выкрикивая советы, и бешено жестикулировал, дирижируя сбивками ударных. Позднее эти высокие технологии коммуникаций стали чуть повыше.

Нам также требовалось решить относительно простые, но важные вопросы: как и когда выходить на сцену, как заканчивать номера, будут ли перерывы между песнями или мы переходим от одной к другой без пауз. А если какому-нибудь музыканту надо ходить по сцене, мы не хотели, чтобы он потерялся навеки, провалившись в один из люков, что маскировали экзотическую осветительную аппаратуру.

Последняя генеральная репетиция перед отъездом в Оттаву проходила ближе к ночи. Стоял теплый летний вечер, мы играли, распахнув массивные двери ангара, а по взлетно-посадочным полосам медленно катили реактивные самолеты. Когда музыка поплыла по окрестностям, к нам стала прибывать незваная публика, состоявшая из персонала аэропорта. Постепенно в ангаре и вокруг собрался дивный парк служебного и аварийного транспорта, вращавшего янтарными огнями. Огоньки зажигалок и рядом не стояли.

Атмосфера в предвкушении первого концерта в Оттаве была наэлектризованная – за кулисами точно, насчет довольно сырого поля перед сценой не уверен. Новый альбом еще не продавался в магазинах, и гастроли начались с того, что мы сыграли незнакомую музыку перед скептической, вероятно, аудиторией. Мы присудили себе высший балл за выживание, но ясно сознавали, что, хотя технически почти все сработало, исполнение получилось ниже среднего. Стиснув зубы, мы приготовились репетировать дальше и пересматривать сет-лист.

Ролик «Learning to Fly» на круглом экране в кольце вращающихся огней. В композиции звучит речь, записанная, когда я взаправду учился у летного инструктора Майка Уэннинка, который обучал летать и меня, и Дэвида.

График мы себе задали довольно жесткий, все начало складываться стремительно, и за несколько первых выступлений мы не столько выучили программу, сколько отточили и изменили. Нам по-прежнему не хватало материала, и с одним лишним вызовом на бис у нас кончались песни; мы взялись сыграть «Echoes». С исполнением этой композиции мы были не очень хорошо знакомы, и она прозвучала слегка натужно – больше мы не играли ее никогда. Теперь Дэвид замечает, что мы не смогли уловить ощущение оригинала в том числе потому, что наши теперешние коллеги, молодые музыканты, играли так мастерски, что не способны были разучиться технике и просто валять дурака, пробуя то и се, как мы в начале семидесятых.