Наизнанку

— Может ты и права, но на это у меня фантазии хватит, — достаю из кармана купленный пластырь на катушке, отрываю кусок и неожиданно даже для самого себя леплю его на Маринин рот. — Знаешь, Маришенька, с пластырем тебе гораздо лучше. Молчишь, не язвишь, умную из себя не строишь. И глаза стали в миг выразительнее, тебе очень идет, — удивительно то, что Марина не истерит, не сдирает пластырь, а просто стоит и зло на меня смотрит. Кстати, глаза у нее и вправду очень даже ничего, серо-голубые и действительно ресницы накрашены тушью, видимо отголоски ночного макияжа с работы. — Я бы на тебе его оставил, как очень нужный аксессуар, но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Зато я тебе сейчас сделаю эпиляцию над верхней губой. Главное тянуть не медленно, а быстро, — сдираю с нее пластырь и показываю ей. — Смотри, волос-то и нет. Все гладенько, ты совсем не усатая.

— Знаете что, я сейчас возьму у вас пластырь и налеплю на ваш лобок, сделаем его гладким.

— Может у меня там гладко, ты не задумывалась? — не могу сдержать улыбку на лице.

— В голове у вас гладко. С ума сойти, вы реально налепили мне на рот пластырь, — вскидывает руку и прикладывает к виску. — Знаете, теперь я просто обязана плюнуть вам в кофе, — я был уверен — шутит, но нет, даже среагировать толком не успел, как она смачно харкнула в мой остывающий на столе кофе.

— Ну и зачем?! Я ж его вылью, дура. И новый себе сделаю.

— А затем, что это был последний кофе в ординаторской. И судя по пустой банке, лежащей в мусорной корзине, вы его и допили. А автоматы на третьем этаже закрыты. Приятного аппетита, Марк Михайлович, — разворачивается и идет в уборную. А я в который раз понимаю, что опять за ней осталось последнее слово. Казалось бы, я ей пластырь на рот налепил, а она все равно уделала меня, плюнув в кофе. Бред какой-то. Теперь и без кофе полдня ходить. Что-то определенно пошло не так с появлением этой девицы.

— В чем заключается моя работа по субботам? — даже не заметил, как она вернулась.

— Принимать вновь поступивших нашего профиля, и смотреть тех, кого оставили под наблюдение. Новенького я принял, остальных разделим наполовину. Все как обычно: жалобы, пульс, давление, если все хреново сразу звонишь мне, если все нормально обсуждаем здесь и заполняешь дневники. Наша с тобой цель уйти не позже пяти, дальше наступает время дежурного. Все, приступай или есть вопросы?

— Будут, но позже.

— Тогда иди.

Если бы все субботы были такими как эта, то каждый из нас спешил бы на работу. К двум всего двое поступивших и ни единой жалобы. Лепота!

— Марк Михайлович, можно?

— Да, конечно, Леночка.

— Я вам тортик принесла, у нас девочки сами приготовили.

— Спасибо дорогая, может у тебя еще найдется чуточку кофе, а то вот у нас закончился.

— Ой, я бы с радостью, но у нас только чай, — хлопая своими длиннющими ресницами, произносит с досадой Лена. Хороша девка, реальна хороша.

— Марк Михайлович, можно вас, это срочно, — Марина, вот тебе и на, так и хочется послать куда подальше языкастую паршивку.

— Я сейчас немного занят, Марина.

— Я в одиннадцатой палате, вы мне нужны, — наконец-то, так и хотелось воскликнуть вслух, но маленькая зубрила уже вышла из ординаторской.

— Прости, Леночка, спасибо за тортик, надеюсь очень вкусный, но как видишь работа зовет.

— Я буду рада, если вы лично скажете понравился ли вам торт. Можете к нам, кстати, зайти. А я пока поищу кофе специально для вас.

— Спасибо, хорошая моя.

— Тогда до встречи.

Встаю и иду вместе с Леной на выход. Только приоткрываю дверь в палату и понимаю, что ту полный пи*дец. Марина стоит в грязном халате, судя по всему, в кровавой рвоте и пытается приподнять больного.

— Марина, отойди, — видимо сейчас ее мозг несколько отключен, потому что она совершенно не слышит меня и пытается отвязать больного. Отодвигаю ее в сторону и чуть толкаю в бок. — Позови санитара, давай быстрее.

Надо отдать ей должное, тут она сориентировалась быстро. Только я успел отвязать больного, как она уже прибежала вместе с санитаром и каталкой. Перекладываем больного и тут же везем в реанимацию.

— Марина, иди переоденься.

***

Захожу в ординаторскую, а эта дурочка так и сидит в грязном халате.

— Я же сказал переодеться, ты чего?

— Ничего. Он умер?

— Жив. Снимай халат, не тащи его домой, давай отдадим санитарке, здесь постирают. Давай, давай, снимай, чего ты тормозишь? — Марина встаёт со стула и снимает с себя многострадальный халат.

— Это рвота кофейной гущи, да?

— Вот зачем ты сейчас это сказала?! Только аппетит мне испортила, а я только торт хотел поесть.

— Ну простите. Так это то, что я сказала?

— То. Что ты вообще делала в этой палате? Ее смотрит терапевт из другой ординаторской.

— Ну снова простите. Я должна была пройти мимо, когда из палаты буквально мычали, вместо слов о помощи?

— Не должна, дай сюда этот халат, — вырываю из ее рук и кладу в пакет. — Я сам его отнесу, иначе не постирают.

— Почему он был привязан? — оказывается, как легко открывался ларчик, вот уже и голос поменялся, еще чуть-чуть и слезные железы в ход пустит.