Накафельные рисунки

– Что «как»? – удивился я, думая в этот момент лишь о том, что надо побыстрее добраться до дома – взяться за карандаш.

– Когда мы встретимся?

Я повернулся на выход:

– Не знаю – когда. Да и зачем? Извините. Я ухожу…

Она только и смогла выговорить, запинаясь:

– Но, но… Пос-слушайте, пос-слуш-шайте…

Видимо, «натурщица» не верила, что я могу уйти вот так запросто, без портрета. Но я-то все уносил в себе. И даже не обернулся.

Дома в приятной прохладе, схватив бумагу и карандаш, я разом набросал ее. Женщина глядела на меня с рисунка точь-в-точь как в то мгновение. Я смотрел на портрет и слышал, как она говорит:

– Подумайте… Еда. Отдых. Лекарства… Это же все бесплатно…

– Бесплатно-бесплатно, – улыбался я, со всей тщательностью разглядывая набросок.

Мне еще никогда не удавалось изобразить что-либо подобное. Это был не рисунок – полкартины.

Я достал из папки все остальные наброски, сделанные в диспансере ранее. Расставил их вдоль стены. Каждый из рисунков был по-своему интересен. Но этот выделялся, выпирал. Он был практически закончен:

– Нет, это не полкартины – картина. Настоящая. Только на холст перенести. А потом, потом можно запросто выставлять.

Меня чуть не затрясло от удовольствия:

– Милый профессор, спасибо, спасибо…

И я уже просто не мог оторвать от картины взгляда. Все смотрел и смотрел на лицо этой женщины, шептал:

– Получилось, получилось…

Не знаю, сколько минут или часов я просидел напротив нее. Почувствовал только вдруг, что устал и проголодался. Потянулся к столу.

Посредине столешницы стояла неизвестно когда початая бутылка дешевого вина. За ней прятался засохший бутерброд. Я взял бутылку. Мне захотелось выпить, обмыть мой маленький успех.

Вновь подошел к портрету вплотную. Женщина смотрела на меня как живая. Живая и ужасно холодная. Такая холодная, что мне вдруг стало зябко. Я отпрянул. Но потом поднял портрет и поцеловал женщину в мраморную щеку. И тут же сплюнул, неожиданно прочувствовав под макияжем дряблость ее немолодой кожи:

– Тьфу…

И отхлебнул вина прямо из горлышка:

– За профессора…

Глоток смочил пересохшее горло, горячо упал в стосковавшийся по влаге пищевод. Я вернулся к столу и откусил от бутерброда. Вкус его был отвратителен, пришлось немедля влить в себя еще красной пахучей жидкости. Еще и еще.

Я прислонил картину к столу. Сел в кресло напротив. Вино накрыло меня теплым мягким одеялом. Да, я устал. Учеба…, рисунки…, рисунки…, жара… Но даже один этот портрет стоил всей моей усталости. Я смотрел на картину и уже видел ее не просто на настоящем холсте, но и в шикарной раме. И слышал голос профессора:

– Недурно, очень недурно, молодой человек…

Картину, конечно, от нашей художественной школы выдвинут на конкурс. Потом выставят в городской галерее. Наверняка, повезут на выставку за рубеж. Разумеется, вместе со мной. Пресс-конференции. Искусствоведы, журналисты, фотографы, телевидение… Вопросы, вопросы, вопросы…

– Ты один? – раздался знакомый голос.

Я обернулся. На пороге стояла она. В том же больничном халате.

– Можно войти?

Я онемел.

Женщина, оглядываясь, вышла на средину комнаты:

– Значит, так живут великие художники…

Язык по-прежнему не слушался меня. А она, она шла уже вдоль ряда расставленных у стены набросков:

– Недурно, очень недурно, молодой человек…

У своего портрета женщина остановилась, как вкопанная:

– Чудесно. Потрясающе…

– Правда? – выжал я из себя.

– Замечательно, – качала она головой, – Нет, действительно великолепно. Я ему целыми днями позировала, а он даже не известил меня, что его работа окончена, что картина будет выставляться…

– Но…

– Никаких но, – женщина резко оборвала меня, – я соучастник этого творческого процесса. И должна получить по заслугам…

– Каким образом? – пытался сообразить я.

Она приблизилась:

– Пока не знаю. Может быть, мы подпишем договор о том, что я являюсь владелицей картины. А ты у меня ее арендуешь для выставок…

– Как-как? – почти закашлялся я.

Женщина знакомо сузила зрачки:

– А может, может я соглашусь выйти за тебя замуж.

Я почувствовал, как волосы на моей голове встают дыбом:

– Но я младше вас… На много…

– Не имеет значения…

Она придвинулась ко мне вплотную, и я узнал запах ее духов. Женщина прикоснулась щекой к моим губам, и я прочувствовал под макияжем дряблость ее немолодой кожи.

– Какая ночь ждет нас сегодня…, – проник в мое ухо ее шепот.

Я живо представил мою натурщицу сверху вниз. Всю. Без одежды. Без макияжа. В животе что-то возмущенно забурлило:

– Нет. Я не хочу.

Шепот возобновился:

– Это не важно, не важно… Мы теперь будем вместе… Всегда… Обещ-щаю…

Она сделала шаг назад. Повернулась ко мне спиной и одним движением сбросила халат. Под ним женщина была совершенно нагой. Как я и ожидал, это оказалось отвратительным зрелищем. Ее кожа была настолько старой, испещренной таким множеством складок и морщин, что казалась чешуей какого-то земноводного. Я опустил взгляд вниз. И вздрогнул. У женщины не было ног. Тело кончалось хвостом.

– Змея? – в ужасе вырвалось у меня.

– Тс-с, – прошипела она, сворачиваясь клубочком на халате. Кобра? Гюрза? Африканская мамба?