Накануне

— Не втирай, — засмеялся Клим и подхватил Сосипатра под локоть. "Николай кланяется…" Слыхал про такого?

— Слыхал, — засмеялся, в свою очередь, Сосипатр. — Скажи на милость, как пришлось: у Розенкранца как будто до этого времени одни меньшевики в ходу были. Когда митинг?

— Сейчас и двинем, — откликнулся второй, крепыш, низенький, совсем коротыга, в кепке. — Чтобы до смены поспеть, а то народ разойдется. Нерадивый у нас к политике у Розенкранца народ.

Сосипатр кивнул. И это верно: завод на всю Выборгскую самый отсталый. Неужто удастся как у себя нынче в цехе? Сейчас говорить он по-другому уже будет… как на крыльях.

И опять радость к сердцу, так, что даже лицо закраснелось.

— Ну, что ж… Пошли.

Приостановился на секунду, вспомнил.

— До смены? Надо мастеру…

— Еще кому? — глумливо воскликнул Клим. — Ты кто такой есть, чтобы у всякой шкуры хозяйской спрашиваться. Ушел и ушел. Ну, в штраф запишет… Тоже — дерьма…

Вышли за ворота. Клим сказал:

— Гляди-ка… чего там маячит? А ей-богу, сукин сын шпик.

Сосипатр пригляделся. В самом деле, подозрительный какой-то человек. Пальтишко — обтрепанное, а котелок, как у барина. И воротник поднят, чтоб лицо прикрыть. Еще не хватало. Раньше эта нечисть не решалась близко к заводу подходить.

— Пойдем прямо на него. Небось, даст деру.

Крепыш возразил, однако:

— Ну, брат, как бы самим не пришлось деру давать. Он, думать надо, здесь не один… смотри, героем каким ходит, на всем виду… Нынче вообще с чрезвычайной оглядкою надо. Провалы. Не знаю, у вас как, а даже у нас на заводе люто. Пойдем от греха кругом, через лес…

— Через лес, так через лес, — согласился Сосипатр. — И в самом деле, пожалуй, лучше, а то еще на след наведем…

Шпик остался на дороге. Приткнулся к фонарю, глазами следит за воротами. Другого кого-то ждет, ясно. И на сердце Сесипатра стукнуло.

Не Марину?

Крепыш шепнул, вытянув шею:

— Сов считаешь? Не видишь: зазевался легавый. Ходу!

На лесной тропке не было ни души. Шагали быстро.

— Ты все же аккуратно иди. Чтобы след в след.

Это сказал третий, бородатый и сумрачный, молчавший до тех пор.

"Серьезный человек, конспирацию знает", — одобрительно подумал Сосипатр. И оглянулся назад, через голову крепыша, шедшего следом. Завода уже не было видно — одни сосны заиндевелые вкруг да сугробы. Далеко отошли, слежки нет.

Коротыга оскалился:

— Беспокоишься? Будь спокойненький. Держи вправо.

Сосипатр приостановился.

— Вправо? Почему? Завод же — в той стороне. Там дорога.

Коротыга захохотал.

— Какая дорога, ты раньше спроси.

Догадка нежданная рванула мозг. Но раньше, чем Сосипатр успел двинуться, выпростать глубоко задвинутые в карманы руки, назвавшийся Климом схватил крепкой и сноровистой хваткой за локти. С двух сторон глянули в упор, в лицо револьверные дула.

— Не рыпайся. Порешим на месте. Имеем благословение.

Сосипатр стиснул зубы. Руки так и остались в карманах.

— Сволочи!

"Клим" загоготал гусем из-за спины.

— Какие есть. С тем и бери.

Бородатый уже шарил по карманам. Паспорт, рабочий знак, кошелек, в кошельке — семьдесят три копейки.

— Эх… ты… государственный банк! Направо пошли, целинкой, ребята. На шоссе выйдем, что мимо сто восемьдесят первого казарм. Тут всего ближе… Прямо к «Крестам» потрафим, на ихнюю новую квартирку.

— Неудобно, — басом сказал бородатый. — Там у казарм день и ночь солдаты учатся.

— Ну и что с того? Солдат — казенный человек, — резонно возразил «Клим». — В случае чего он ему еще в затылок прикладом поддаст. Видал, какой у него затылок располагающий. Дурного слова не скажешь: красивый парень, только что не в теле — не тот харч. Небось, которым девкам от тебя мор? Был, надо сказать, как нынче ты свое отгулял: теперь пусть за тебя другие побалуются.

Глава 8 Сто восемьдесят первый

На снежной полянке против красных кирпичных низкорослых казарм, у самой лесной опушки, поеживаясь в зябких, "рыбьим мехом" подбитых шинелях, стоял, развернувшись в одну шеренгу, пехотный взвод. За левым флангом присел на пенек унтер-офицер: винтовка прикладом в снег — штык вверх, в небо; на штыке — зеркальце для проверки прицела.

Ни офицеров, ни фельдфебеля нет. Господа командиры ходить на строевые занятия не утруждаются: и скучно и утомительно. Отдуваются одни унтеры.

Унтер скомандовал лениво:

— По зеркалу, пальба с колена! Пли!.. Э, кобыла!.. Куда свалил дульную часть, дергун!

Очередной стрелок (стрельба одиночная), мешковатый солдатик, отвел сердито глаза.

— Руки смерзли. Второй час по плацу валандаемся… Опять же — ветер. Разве мыслимое дело…

— А тебе что? — завалил корпус назад унтер. — Кресло прикажешь, да еще под зад керосинку… греть… Богу воздай, что еще пузо не голое… На фронт пойдем, там, брат, и вовсе казенной частью к земле примерзнешь.

Он рассмеялся. Но смех не передался по шеренге.