Накануне

— Бестактно, да… безобразно бестактно! По-бурбонски! Исполнительный комитет поставит на вид. Но в существе они действуют правильно. Соглашение между Временным комитетом Думы и Советом действительно есть. И власти у них мы не собираемся, конечно, оспаривать. Насиловать историю — это было бы идиотизмом: историю не сломаешь, правда? А история отдает ближайшее свое время им. Я хочу сказать: буржуазии.

— А Совет? — перебил Иван.

— Совет? — строго сказал Чхеидзе и нахмурил косматые брови. — У Совета довольно своей работы, местной работы: вы еще не читали газеты? А в отношении общей, государственной политики, как орган революционной демократии, Совет есть контроль над буржуазным правительством.

— Не власть, стало быть?

Как будто несколько смутился Чхеидзе:

— Почему не власть?

— Значит, две власти у нас? — Мартьянов качнул головой. — Что-то я не пойму, как это на одном месте двоим сидеть.

— Не на одном месте, — блеснул глазами, внезапно раздражившись, Чхеидзе. — А рядом! Вы это слово можете понимать: рядом!

И решительным на этот раз шагом, серединою коридора, он быстро засеменил дальше. Иван засмеялся.

— "Можете понимать"… Так вразумлять будете, как вчера и нынче, круглый дурак, и тот поймет, что к чему… Ай, и будет же вам! Пойдем опять во фракцию, что ли? Может быть, товарищ Молотов или хотя б товарищ Василий подошел.

Глава 51 Приказ № 1

До Исполнительного, однако, не дошли. По пути, засекая дорогу, взгремели от главного входа «Марсельезою» трубы. В полуциркульном не протолкаться, и Екатерининский зал весь заполнен солдатами и матросами в строю, винтовки у ноги. За колоннами, на галерее, что идет вдоль дальней стены, стоял тучный и осанистый человек с налитым кровью толстым лицом, бугристым, свисающим носом. Иван покрутил головой. Опять Родзянко. И опять солдатам говорит: вчера целый день так — прямо не слазил. Как подойдут солдаты — он уже тут как тут. Небось к рабочим не сунется. А норовит загнаться между ними и солдатами клином, — благо, солдат в политике пока что разбирается плохо: зубы заговорить ему — не столь хитрое дело… эдаким вот… осанистым. Я сам, дескать, бывший преображенец.

Перед Родзянкою, салютуя обнаженной шашкой, в мундире с красным, золотом шитым воротником, красными, с золотыми петлицами, обшлагами молодой офицер. Офицер говорил, напрягая срывающийся от старания голос:

— Еще со времен императрицы Елизабет Первой, которую в 1747 году возвели на престол штыки Преображенской гренадерской роты, штыки разгульных и славных лейб-компанейцев, мечта о народной свободе стала славной традицией нашего Преображенского полка. Из века в век горела над Преображенским полком звезда свободы. И так до нашего времени донесли преображенцы мечтательную тоску по ней и одни из первых пришли на ее волнующий зов.

— Сволочь! — сказал под самым ухом Ивана негромкий, сдержанный голос. — На Полицейском мосту третьего дня самолично по народу стрелял: я эту морду по гроб жизни не забуду… И солдаты все — с Миллионных казарм: самые царские телохранители… А сейчас, смотри, каким соловьем заливается… "Народная свобода". Пойдем, товарищи, сейчас Родзянко квакать будет: видите, уже живот раздул. Еще его слушать!

Действительно, слушать нечего. Стали пробираться дальше сквозь толпу, к левому коридору.

И опять не дошли. Топыря черную широкую бороду, набежал Соколов. За ним спешила целая толпа солдат разных полков. Он ухватил за руку Мартьянова.

— На ловца и зверь бежит! Только что видел Чхеидзе: президиум Исполкома постановил: в виде почетной награды включить в состав бюро Солдатской секции весь бывший штаб восстания. Сейчас закончилось организационное заседание… Специальной комиссии, — он оглянулся на солдат, — поручено исключительной ответственности дело. Вы нам будете особенно полезны, товарищ Мартьянов. Идемте.

Он завернул в ближайшую пустую комнату и сел на единственный, у стола стоявший стул. Солдаты обступили кругом. Среди них много оказалось Мартьянову знакомых: Марков, Адамус, Ивасенко. Мартьянов пожал Маркову руку.

— Ты что ж это волынцев Кирпичникову уступил?

Марков пожал плечом:

— Он старший унтер-офицер; ему было и команду принимать, по званию, когда рота выходить решила. А не все равно?

— Да все равно, конечно, по сущности, — согласился Мартьянов. Однако досадно: Думский комитет о нем, я краем уха слыхал, специально печатать будет: будто он — всему делу начало.

— А не все равно? — повторил Марков. И опять пожал плечом.

Соколов постучал пером по чернильнице.

— Приступаем, товарищи! Работа секции предстоит огромная, товарищи: охватить все стороны солдатской жизни, заложить основы новой — народной армии, в соответствии с новым, свободным строем…

— Новым? — перебил один из солдат. — А где он, новый? Что вчера Родзянко делегациям целый день кричал? "В казармы назад, по-прежнему слушаться офицеров".

Со всех сторон поддержали:

— Я нынче в комиссию военную ихнюю к полковнику Энгельгардту сунулся насчет солдатских прав, так он меня так шуганул… держись только…