Накануне Господина: сотрясая рамки

17 Не подвержены ли северокорейцы, говоря прямо, инцестуальному психозу, который отвергает вхождение в символический порядок? Ответом здесь будет «нет». Но почему? Из-за дистанции по отношению к символическому порядку как таковому, которая сохраняется даже в официальных идеологических текстах. То есть даже северокорейский официальный идеологический дискурс («текст», как называет его Майерс) не производит обожествление Вождя напрямую. Вместо этого обожествление изящно приписывается «наивным» гостям с Запада, потрясенным мудростью Вождя: «Хотя Текст и любит с удивлением наблюдать за людьми извне, включая американцев и южнокорейцев, которые якобы воспринимают Ким Ир Сена как божественное существо, он никогда не выскажет такого предположения от своего лица» (Myers B. R. Цит. соч. С. 111). Не является ли это очевидным случаем «субъекта, который, как предполагается, верит», наивного Другого, на которого переносятся наши верования?

18 См.: http://news.yahoo.com/australian-court-oks-logo-ban-cigarette-packs-004107919-finance.html.

19 Rosen СЬ Schoenberg. L.: Fontana/Collins, 1975. P. 77.

20 Jean Laplanche. Problematiques I.: Langoisse. Paris: PUF 1980, p. 353.

21 Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Фрейд З. Художник и фантазирование / пер. с нем. под ред. Р. Ф. Додельцева, К. М. Долгова. М.: Республика, 1995. С. 290–291.

22 Jacques Derrida. Acts of Literature. New York: Routledge, 1992. С. 201.

5. Кризис – какой кризис?

Существует история (возможно, апокрифическая) о левокейнсианском экономисте Джоне Гэлбрейте, будто перед поездкой в СССР конца 1950-х он написал своему другу-антикоммунисту Сидни Хуку: «Не беспокойся, я не дам советским очаровать меня и не буду твердить по возвращении, что у них там социализм!» – на что Хук сразу ответил: «Это меня как раз и беспокоит: ты вернешься и будешь говорить, что у них там не социализм!» Хука беспокоила наивная защита чистоты понятия: если в построении социалистического общества что-то идет не так, это нисколько не компрометирует саму идею, просто она неправильно реализуется. Не сталкиваемся ли мы с подобной наивностью у сегодняшних фундаменталистов-рыночников? Когда недавно в ходе теледебатов во Франции Ги Сорман [56] заявил, будто демократия и капитализм неразрывно друг с другом связаны, я не удержался и задал ему очевидный вопрос: «А как насчет сегодняшнего Китая?» Сорман немедленно парировал: «В Китае нет капитализма!» Для таких фанатичных сторонников капитализма если страна не демократична, то это означает просто, что настоящего капитализма там нет, есть лишь его обезображенная версия, точно так же как сталинизм для коммуниста-демократа был просто ненастоящей формой коммунизма.

Нетрудно увидеть, что за ошибка здесь кроется, – это как в известной шутке: «Моя невеста никогда не опаздывает на свидания, потому что, как только она опоздает, она больше не моя невеста!» Именно так сегодняшние апологеты рынка, занимаясь поразительным идеологическим жульничеством, объясняют причины кризиса 2008 года: они утверждают, что все произошло не из-за свободы рынка, а из-за избытка государственного регулирования, то есть из-за того, что у нас не было по-настоящему рыночной экономики, она была зажата в тисках государства всеобщего благосостояния. Когда мы придерживаемся такой чистоты понятия рыночного капитализма, отрицая все его провалы как случайные неудачи, то неизбежно приходим к наивной вере в прогресс, примером которой был рождественский выпуск журнала «Спектейтор» (от 15 декабря 2012 года). Его открывает редакционная статья «Почему 2012 год был наилучшим», где оспаривается мнение, будто мы живем в «опасном, жестоком мире, где все плохо и становится только хуже». Вот самое начало:

«Возможно, вам так не кажется, но 2012 год был прекраснейшим в мировой истории. Да, это утверждение звучит очень экстравагантно, но родилось оно из опыта. Никогда еще в мире не было так мало голода, так мало эпидемий и так много процветания. И хотя Запад все еще вынужден справляться с капризами экономики, развивающиеся страны тем временем мчатся вперед, и люди там вырываются из бедности с невиданной быстротой. Количество смертей из-за войн или стихийных бедствий тоже, слава богу, не велико. Мы живем в золотом веке»1.