Наказание Красавицы

Моего же товарища никакие воспоминания не осаждали. Он просто двигался взад-вперед в скользкой хватке Николаса, и удары хозяина в мой тыл с каждым разом становились все глубже, чаще, все решительнее и жестче. И когда его чресла яростно забились в мои ягодицы, я почувствовал, что близок к вершине блаженства. Николас испустил громкий утробный стон, неудержимо изливаясь в меня. Мой член снова взорвался в тесном «лоне» его руки, и на сей раз его извержение было медленнее и гораздо опустошительнее. В изнеможении я отвалился назад, прижавшись к Николасу, скатившись головой на его плечо, чувствуя, как вздрагивает во мне, сокращаясь, его пенис.

Довольно долго мы лежали недвижимо. Потом Николас приподнял меня и толкнул к подушкам. Я бессильно опустился на постель, и хозяин ничком повалился рядом. Голова его была повернута в сторону, и я сонно уставился на его голое плечо и совершенно белые волосы. От усталости меня неудержимо клонило в сон, однако я постарался не поддаться дремоте.

Я все не мог отделаться от мысли, что вот я сейчас лежу в спальне своего господина, что он еще не отослал меня прочь и что все, случившееся со мной, уже не вычеркнешь из жизни. Это навсегда останется в моей памяти. От этой думы язык невольно дернулся, словно собираясь что-то произнести, и, словно очнувшись, я открыл глаза.

Похоже, прошло не меньше четверти часа. От свечей струилось неяркое, умиротворяющее, золотистое сияние. Потянувшись к Николасу, я поцеловал его в плечо. Он не стал противиться. Тогда я коснулся губами его поясницы, добрался до ягодиц. Гладкие и нежные, точно девственные, без малейших рубцов и пунцовых отметин — таковы были ягодицы городского господина, как у любого лорда или суверена в королевском замке.

Хозяин подо мной заерзал, однако ничего не сказал. Тогда я провел губами по нежной впадине между округлыми половинками, ткнулся кончиком языка в розовый плотный кружок ануса. Господин тут же оживился, задышал чаще, слегка раздвинул ноги — тогда я развел половинки чуть пошире и, лизнув тугое отверстие, ощутил его кисловато-горький вкус. Потом легонько прихватил зубами его мягкую плоть.

Мой прижатый к простыне приятель тем временем налился и отвердел. Осторожно я прополз чуть ниже по кровати и забрался на Николаса, уткнувшись возбужденным членом в его ногу, и, снова лизнув розовый кружок, упруго потыкал в него языком.

— Если хочешь, можешь взять, меня, — услышал я приглушенный голос господина.

На мгновение я испытал то же парализующее изумление, как и тогда, когда он поманил меня в свою постель. Я погладил и поцеловал его шелковистые ягодицы, затем быстро поднялся, прижавшись к его спине, припав губами к основанию шеи и скользнув под него руками. Нащупал крепкую отвердевшую плоть и, удерживая ее левой рукой, торопливо вошел в него сзади. Его анус оказался очень тугим, едва проходимым — и вместе с тем несказанно восхитительным.

Николас немного вздрогнул, но все же член мой был умащен на совесть и потому без особого труда в нем заскользил. Обеими ладонями я стиснул его пенис и так приподнял, что господин в мгновение ока очутился на коленях, уткнувшись лицом в подушку. И тогда я припустил на нем, резко толкаясь, словно в лихом галопе, ударяясь низом живота в его гладкие нежные ягодицы. Николас отчаянно стонал, его жезл под моими ладонями делался все крепче, и когда наконец господин взорвался криком, исторгнув сперму мне в ладони, я, замерев на пике наслаждения, тоже излился в него.

В изнеможении я откинулся на спину. Теперь-то мне вполне позволительно было уснуть. И хотя ягодицы буквально горели, а покрасневшие рубцы под коленями немилосердно саднило — все же наконец-то я был полностью удовлетворен. Я вяло скользнул взглядом по зеленому атласному пологу над кроватью… и провалился в беспамятство. Краешком сознания я еще уловил, как Николас задул свечи, накинул поверх нас обоих покрывало, как обхватил меня рукой — больше я ничего уже не различал, погружаясь все глубже в пучину сна и ощущая только сладкую истому во всем теле.

БОЛЬШЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ ДУШИ

Было уже, судя по всему, совсем не раннее утро, когда меня растолкал один из слуг и вытащил из постели. Слишком молоденький, чтобы можно было счесть его за господина, парнишка с нескрываемым удовольствием покормил меня на кухне, поставив миску на пол. После завтрака он погнал меня на улицу за дом, где уже переминались бок о бок два взнузданных «конька». Где-то в пяти футах за ними их поводья соединялись в единую упряжь, удерживаемую еще одним мальчишкой, который, едва меня вывели, бросился помогать со снаряжением. И хотя мой товарищ уже должным образом проснулся, сам я пребывал в каком-то необъяснимом оцепенении, так что парнишкам пришлось изрядно потормошить меня, надевая сбрую.