Кира дотронулась до ягодиц и зашипела от боли. Это только поначалу казалось, что растирание помогает. Теперь любое прикосновение обжигало, как тот ремень, которым ее пороли.
Она брезгливо осмотрела в зеркале опухшее от слез лицо и умылась ледяной водой. Потом вернулась в спальню, улеглась на живот и прикрыла горящую попу мокрым полотенцем. Плакать уже не хотелось, шевелиться и что-то делать — тоже. Расслабиться мешала боль, которая не только не стихала, наоборот, становилась все сильнее. «Все по науке, — тоскливо подумала Кира, — сначала шок, потом отходняк по полной».
Сегодня Илья обезболивающее не предлагал. Видимо, чтобы запомнила наказание. Кира вздохнула. И все же хорошо, что согласилась. Пусть больно, пусть стыдно, но зато теперь все осталось в прошлом, и Илья не будет напоминать ей по сто раз на дню, как нехорошо она поступила. А уж она постарается, чтобы впредь таких наказаний не было.
Кира шевельнулась и застонала. Может, все же пойти и попросить? Сил нет терпеть! Сессия все равно закончена. Отказ она переживет, но вдруг повезет? Да и любопытство гложет. О чем Илья хотел поговорить?
Она сползла с кровати и поняла, что придется решать проблему одежды. Являться голой после сессии? Да ни за что! Натягивать тугие трусики и чулки? Увольте! Но не в простыню же заворачиваться?
В ванной обнаружилось два халата — мужской и женский. Женский Кира отвергла сразу, мужской был ей слишком велик. Покопавшись на полках с полотенцами, она нашла чистую футболку. На Кире футболка превратилась в короткое платье — прикрывала попу и, главное, висела свободно. В таком виде Кира и явилась к Илье.
Он все так же сидел в гостиной, только теперь там ничего не напоминало о произошедшем: ни ужасной распорки, при одной мысли о которой Киру затопил жгучий стыд, ни жуткого кусачего ремня. На столике возле дивана стояла початая бутылка красного вина, два бокала и блюдо с маленькими пирожными. Кира потопталась на пороге, а потом, повинуясь порыву, подошла к Илье, опустилась рядом с ним на колени и уткнулась лбом в его бедро.
Было страшно. Понятно, как вести себя во время сессии. Послушание, молчание, повиновение. Каждый твой шаг проговаривает Дом, ты только слушаешь и двигаешься по его сценарию. Но как вести себя в обычной жизни? На работе — тоже понятно. А вот так? Когда ты в одной футболке, а Илья ждет тебя с вином и пирожными? Ведь можно же чуточку приласкаться? Это не будет расценено, как манипуляция? Или как нетерпение?
Кира была готова к тому, что Илья ее оттолкнет, но он неожиданно положил руку ей на голову, погладил по волосам, потом стянул заколку, распуская густые кудри, запустил в них пятерню, словно пробуя наощупь. Если бы Кира была кошкой, она замурчала бы от удовольствия.
— Что это на тебе?
— Нашла… Нельзя было брать?
— Можно. А почему не оделась?
— Больно же…
— Там был халат, почти твоего размера.
— Не одену после другой женщины! — выпалила Кира.
Илья не рассердился на столь категоричный ответ. Наоборот, отчего-то довольно улыбнулся.
— Куплю тебе новый. Хорошо, ходи пока так. Хочешь пирожное?
Она кивнула. Илья выбрал бисквит с вишней, и она слизнула пирожное прямо с его ладони.
— Это не сессия, Кира, — зачем-то напомнил Илья.
— Знаю, — она несмело улыбнулась. — Но мне так… приятно. А сесть я все равно не могу…
— Страдалица ты моя. — Он провел пальцем по ее щеке и по линии подбородка. — Ладно уж, ложись. Сейчас принесу гель.
Кира быстро запрыгнула на диван, и вскоре блаженно жмурилась — Илья легкими движениями намазывал ледяной гель на пострадавшее место. После процедуры она даже смогла сесть, правда, на мягкую подушечку.
К сожалению, снова прижаться к Илье не получилось. Он устроил ее на диване, налил вина, пододвинул пирожные, а сам расположился напротив, в кресле. Кире хотелось тепла. Никаких эротических фантазий, только немножко ласки. Но в ее положении нельзя быть навязчивой, а завершение трудного дня в компании с Ильей — гораздо лучше, чем пустая квартира в Котельниках. Поэтому она пила вино, ела пирожные и старалась выглядеть спокойной и безмятежной.
— Ты прекрасно готовишь, Кира.
Она улыбнулась похвале.
— Спасибо, Илья Сергеевич.
— Но если я еще когда-нибудь заставлю тебя стоять у плиты в рамках сессии — шли меня к черту.
— Почему?
— Потому что бытовые услуги — это рабство. А ты не рабыня и никогда ею не будешь. Во всяком случае, не со мной.
— Но я люблю готовить…
— Кира, я могу попросить. Если ты захочешь — согласишься, нет — откажешься. Приказать не могу. Это понятно?
— Да.
— На работе я приказываю тебе, как начальник. Во время сессии, как господин. В остальное время ты не обязана меня слушаться. Единственное, о чем прошу — уважительного отношения. Например, не стоит со мной спорить на людях, даже если я тысячу раз не прав. Это ужасно портит мне настроение. Да, и никаких других мужчин, пока ты со мной. Захочешь уйти — скажи мне. Удерживать не буду, но я должен знать.
— Я запомню, Илья Сергеевич.