Нахимов

«Ложементы состояли из небольших отдельных участков траншей, закладываемых летучей сапой впереди оборонительных линий, — пояснял Тотлебен. — Располагались обыкновенно в две линии... сперва закладывали передовую, а потом подкрепляли её задней линией, располагая ту и другую в шахматном порядке»³⁵³. Устраивали ложементы, чтобы препятствовать работам неприятеля далее 100 саженей — расстояния выстрела из штуцерного ружья. Сначала в них располагались днём по четыре-пять стрелков со штуцерами, потом по ночам стали укрываться секреты, затем ложементы соединили траншеями. Неприятель называл ложементы «стрелковыми ямами», осыпал их ядрами и гранатами, которые редко попадали в цель: тяжело стрелять из пушки по воробьям.

Третьего марта атака была отбита; не удалась попытка французов захватить люнет и в ночь на 6 марта, когда они решили обойти ложементы. В рапорте Нахимов описал, как три неприятельские колонны бросились на Камчатский, намереваясь захватить его. Стрелки в ложементах ответили огнём, после чего полковник Свищевский атаковал неприятеля тремя ротами Волынского пехотного полка и штыками отбросил его к нашим ложементам. «Пользуясь расстройством и беспорядком неприятеля, храбрые якутцы (солдаты и офицеры 42-го Якутского пехотного полка. — Н. П.), удержавшиеся в ложементах, ударили на врагов с тыла. Поставленные между двумя рядами штыков зуавы только бегством могли найти спасение за своими траншеями». Чтобы предотвратить новое нападение на редут, полковник Вялый приготовил колонны из двух батальонов Якутского полка, по флангам построил по две роты Томского егерского полка и, едва неприятель вышел из траншей, с барабанным боем пошёл ему навстречу. Не ожидавшие атаки французы бежали в свои траншеи, завязался рукопашный бой. Итог: среди защитников города — 15 убитых, 87 раненых и 68 контуженных; неприятель оставил на поле боя до пяти десятков тел, в плен попали офицер, восемь зуавов и стрелок.

Сидеть в ложементе вдали от своих позиций, под боком у неприятеля, когда льёт дождь или палит солнце, могли только люди храбрые, даже отчаянные, те, кого зовут удальцами. Одним из таких смельчаков был генерал-лейтенант С. А. Хрулёв, который был дружен с Нахимовым. В ночь на 11 марта под его командованием была совершена вылазка из Камчатского люнета — французы выбиты из первой параллели; вслед за тем — новая вылазка, против англичан — и тоже с большим для них уроном. За отвагу в этом бою Хрулёв был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени.

Солдаты очень любили своего командира. В Севастополе рассказывали такую историю. Однажды на рассвете генерал отправился осматривать работы на 3-м бастионе. Там в этот час только просыпались: выходили из блиндажей, умывались, становились на молитву перед ротными иконами. Увидев Хрулёва, солдаты сплотили ряды и собой, как стеной, загородили генерала, идущего по траншее. Так и шли параллельно насыпи бастиона, закрывая генерала от штуцерных пуль. Из неприятельских траншей раздались выстрелы, трое были ранены. «Мы молимся за вас! Нас убьют — ничего, сохранил бы Господь ваше превосходительство!» — говорили солдаты³⁵⁴.

Примечательно, что в Севастополе даже монахи участвовали в боевых действиях. Особенно отличились в мартовских событиях два тёзки, отцы Иоанникии: один в ночь на 3 марта ходил с крестом впереди солдат и поднимал их в штыковую атаку, а потом в темноте разглядел в траншее неприятельского офицера, притворившегося мёртвым. Второй в ночь на 11 марта был послан вывести из неприятельских траншей солдат, отказавшихся верить сигналу отступления. Оба иеромонаха были представлены к наградам³⁵⁵. Протоиерей Арсений Лебединцев в письме митрополиту Иннокентию отмечал, что первый из них раньше назывался не иначе как «неблагонадёжный Иоанникий», даже предполагалось выслать его из Севастополя, но теперь он герой: «Говоря сие, я нисколько не защищаю нетрезвости в ком бы и где бы ни было, а осмеливаюсь только сказать своё мнение, что оказанные иеромонахом Иоанникием отличия в настоящее время выкупают его вину». А о втором рассказывал в воспоминаниях А. Д. Столыпин, отец будущего сановника Петра Столыпина:

«Перед нами стоял тот же самый монах, которого я видел в начале дела, он нёс три штуцера.

— Откуда вы, батюшка?

— Как откуда? Из траншей, я был там во всё время дела.

— А что это у вас за трофеи?

— Два штуцера, вырвал я из рук зуавов, спас их, может быть, этим от греха, а вот это ружьё принадлежит злому человеку, он хотел меня убить, видите, рясу всю порвал.

— Да как же вы уцелели?

— На мне была епитрахиль, — отвечал он спокойно.

Мы невольно преклонили перед ним головы».

Солдаты наотрез отказывались уходить из траншей, не веря, что поступил приказ об отступлении; поверили, только когда за ними пришёл иеромонах. Матросы звали его Аника; он так привык к этому имени, что и сам так рекомендовался: «Аника 3-й!»