Нахимов

«1) Фрегат нужно скрепить железными кницами и стандерсами^{14}… 2) При килевании фрегата обшить оный дюймовою обшивкою и переменить рулевые петли… 3) Нижнюю палубу сделать глухою и проконопатить, что немало будет способствовать к скреплению и самого фрегата… 7) Мачты, весь рангоут и стоячий такелаж освидетельствовать и что окажется неблагонадежным — переменить, 8) Паруса сшить из лучшей парусины, 9) Сухого бульону приготовить по примеру, как то сделано было на „Аполлоне“… 10) Восковых свечей отпустить достаточно, 11) Утвердить офицеров и позволить начальникам судов избрать команду из разных экипажей, 12) Приготовить хорошо высушенной пшеничной муки в бочках для печенья иногда служителям хлебов вместо сухарей, 13) Снабдить суда разными вещами для мены с островитянами.

Капитан 2 ранга Лазарев 2-й»[53]

.

Лазарев, за спиной у которого были уже две кругосветки, хорошо знал, что море небрежности не прощает, поэтому позаботился обо всём. Что касается вооружения, то 36-пушечный фрегат превратили в 44-пушечный, пушки поставили самые легкие — короткоствольные каронады^{15}. Они прекрасно стреляли на близкое расстояние в кабельтов^{16} и требовали меньше усилий в обслуживании. Кроме каронад на фрегате установили орудия для гребных судов и еще мортиры^{17} для гранат, так что пороху требовалось немало. Но места лишнего не было, поэтому появилось еще одно новшество: порох поместили не в бочки, а в медные ящики прямоугольной формы, которые позволяли не только держать его сухим, но и занимали меньше места. На хранение пороха в крюйт-камере — специальном пороховом погребе — всегда обращали особое внимание и принимали самые серьезные меры предосторожности.

Лазарев не считал второстепенным вопросом удобство кают и кубриков, и здесь нужны были некоторые переделки. Первоначально предполагалось, что каждый офицер будет иметь отдельную каюту. Но Нахимов и Завалишин решили разобрать переборки и жить вместе, так что во время похода их каюта стала чем-то вроде малой гостиной, в которой собирались свободные от вахты офицеры.

В то время Кронштадтский порт, где происходила подготовка к экспедиции, представлял собой, по определению Завалишина, «гнездилище беспорядков и злоупотреблений», с коими он не прекращал бороться ни днем ни ночью. (Впрочем, к оценкам Завалишина следует относиться осмотрительно, он обо всём писал в превосходной степени и сам в собственных глазах являл превосходную степень.) «Всякий день открывались мне явления одно возмутительнее другого. О людях не имели ни малейшего попечения, все воровали, — начиная от военного губернатора и до ничтожнейшего лица в управлении»[54]. Торговля краденым флотским имуществом шла в порту в открытую, не только ночью, но и днем. Было известно, что угольный комиссар, получающий оклад в несколько сотен рублей в год, своему сыну, служившему в гвардии, посылал на содержание тысячи. Мачтовый подмастерье мог принимать лечебные ванны, каждая из которых стоила его месячного жалованья. И как-то так получалось, что все, кто входил в соприкосновение с портовыми служащими, немедленно заражались губительной болезнью мздоимства. Затребовать для своих нужд людей, нанятых за казенный счет, было делом обычным и настолько распространенным, что, когда Лазарев запретил отпускать мастеровых с фрегата, это вызвало искреннее недоумение.

В 1826 году некоторые злоупотребления в Кронштадте будут вскрыты. Следствие найдет в лавках краденое казенное имущество на сумму 85 875 рублей, виновные понесут уголовные наказания[55]. Пока же офицерам фрегата приходилось штурмовать не бастионы, а кабинеты портовых чиновников. Мастеровые также были не в восторге от усовершенствований фрегата, считая их «пустыми затеями», так что в порту сложилась поговорка: «Избави нас, Боже, огня, меча и фрегата „Крейсер“».