Нахимов

Ох, какое искушение отказаться от неразлучной дружбы — ведь Завалишин уже объявлен государственным преступником. Конечно, Нахимову не говорят «ты», как Завалишину, он не обвиняемый — свидетель, но кого хоть раз допрашивали, признается: ощущение не из приятных. А Нахимова допрашивали по делу о государственной измене.

«Мы были на берегу 7 дней, и 5 дней из них в Лондоне, употребив остальные два на путь из Портсмута и обратно. Во всё время мы действительно были неразлучны с Завалишиным, посещали театр, трактир и другие публичные места, но я ничего не мог заметить о каких-либо новых сношениях Завалишина с кем-либо из иностранцев, или о том, чтобы он получал от кого денежные суммы, напротив, кажется, что ни того, ни другого не было. Все сношения наши в Лондоне были с аббатом, французом, которого, по незнанию английского языка, взяли мы за переводчика».

Сдержанно, достойно, нет и попытки отрицать близкую дружбу. Об этом аббате говорили все офицеры. Однако Нахимов ничего не сказал о встречах Завалишина в Лондоне с русским послом графом Семеном Романовичем Воронцовым, хорошо знавшим его отца, о балах, где бывал Завалишин, в частности у зятя Воронцова лорда Пемброка. Много ли храбрости нужно, чтобы скрыть эти сведения? — Кто сомневается, что на допросе можно вести себя иначе, может почитать ответы декабристов во время следствия, опубликованные в двадцати томах: подследственные в подробностях говорили не только о том, что было, но даже о том, чего не было и быть не могло.

О письме с планом присоединения Калифорнии, которое Завалишин отправил из Лондона императору Александру I на Веронский конгресс, Нахимов вряд ли знал. Завалишин и сам оценивал свой поступок вполне трезво, считая, что он «мог стоить мне потери всей карьеры, а может быть, и вечного заточения, если бы меня сочли за сумасшедшего».

«2. Что известно вам о споре Завалишина с капитаном Лазаревым? И о намерении его остаться в Англии?

— Я ничего ни о споре, ни о каких-либо неприятностях между капитаном Лазаревым и Завалишиным не слыхал».

Причин для споров было много, в мемуарах Завалишин упоминает о двух случаях, и оба касаются расходования казенных средств. А еще бунт команды, бегство нескольких матросов на берег, неприятности с лейтенантом Кадьяном, да мало ли что наберется за два года похода! О столкновениях между Лазаревым и Завалишиным знали все офицеры, но ни один, как и Нахимов, не свидетельствовал ни против своего капитана, ни против Завалишина.

Что же касается намерения Завалишина остаться в Англии, то на допросе Лазарев вполне определенно высказался на этот счет: «Завалишин никогда не изъявлял желания остаться в Англии, и даже признаков оного я никогда в нем не замечал. Впрочем, если б он имел желание сие, то легко бы мог оное исполнить, ездив в Лондон». Действительно, возможностей было не счесть. Сам Завалишин объяснил происхождение слухов о намерении перейти на службу в другое государство так: «Во время пребывания нашего в Бразилии случилось одно происшествие, сильно напугавшее моих родных пустыми слухами… У него (бразильского императора Педру I. — Н. П.) был недостаток в хороших морских офицерах, и незадолго перед тем лейтенант английского флота Тайлор перешел к нему на службу командиром корвета. Видя отличие, которым я пользовался на фрегате, дон Педро вздумал предложить и мне поступить тем же чином, что и Тайлор, в бразильскую службу. Разумеется, я отказался, но дело огласилось и, дойдя до России в превратном виде, встревожило моих родных, пока полученные от меня письма не разъяснили им, что именно подало повод к слуху…»

«3. Во время пребывания в Бразилии какие и с кем были отношения Завалишина?

— Завалишин бывал у нашего вице-консула Кильхина и однажды у генерального консула Ламсдорфа. Особых сношений Завалишина с кем-либо в Бразилии я не заметил».