Нахлебник

ЕЛЕЦКИЙ (Кузовкину сквозь смех). Продолжайте, зачем же вы остановились?

ТРОПАЧЕВ. Сделайте одолженье, как бишь вас, продолжайте.

КУЗОВКИН. Я... извините... обеспокоил, знать...

ТРОПАЧЕВ. А, я вижу, в чем дело... вы робеете... не правда ли, вы робеете?

КУЗОВКИН (погасшим голосом). Точно так-с.

ТРОПАЧЕВ. Ну, этому горю помочь нужно... (Поднимая пустую бутылку.) Человек! Дай-ка нам еще вина... (Елецкому.) Vous permettez?

ЕЛЕЦКИЙ. Сделайте одолжение... (Трембинскому.) Да нет ли шампанского?

ТРЕМБИНСКИЙ. Как не быть-с... (Бежит к вазе с шампанским и поспешно ее приносит.)

КУЗОВКИН улыбается и берется за пуговицы своего сюртука.

ТРОПАЧЕВ (Кузовкину). Это нехорошо, почтеннейший! Робеть... в порядочном обществе это не принято. (Елецкому, указывая на вазу с шампанским.) Как - уже замороженное? Mais c'est magnifique. (Наливает бокал.) Хорошее, должно быть, вино. (Кузовкину.) Это вот вам. Да не отказывайтесь же... Ну, зарапортовались немножко - что за беда? Павел Николаич, прикажите ему пить...

ЕЛЕЦКИЙ. За здоровье будущего владельца Ветрова! Пейте же, Василий... Василий Алексеич. (Кузовкин пьет.)

ТРОПАЧЕВ. Вот люблю! (Встает с Елецким; все встают и идут на авансцену.) Какой славный завтрак! (Кузовкину.) Ну, так как же? В чем бишь дело? С кем у вас тяжба теперь?.. а?

КУЗОВКИН (начиная приходить в волнение от вина). С гангинместеровскими наследниками, разумеется...

ТРОПАЧЕВ. Да кто этот господин?

КУЗОВКИН. А известно, немец. Он векселя скупил, а другие говорят, что просто взял. Я сам того же мненья. Запугал баб - да и взял.

ТРОПАЧЕВ. А Катерина-то что же глядела? А полькин сын, Илья?

КУЗОВКИН. Э! эти все перемерли. Полькин сын даже сгорел - в постоялом дворе, в пьяном виде, на большой дороге, по случаю пожара. (К Иванову.) Да полно тебе меня за полу дергать. Я перед господами как следует изъясняюсь. Они сами того требуют. Что ж тут худого... а?

ЕЛЕЦКИЙ. Оставьте его, господин Иванов, нам очень приятно его слушать.

КУЗОВКИН (Иванову). То-то же. (Елецкому и Тропачеву.) Ведь я господа, чего требую? Я требую справедливости, законного порядка вещей. Я не из честолюбия. Честолюбие - бог с ним совсем! Рассудите, дескать, нас. Коли я виноват - ну, виноват; а коли прав, коли прав...

ТРОПАЧЕВ (перебивая его). А еще рюмочку?

КУЗОВКИН. Нет-с, покорнейше благодарю-с. Ведь я чего требую-с...

ТРОПАЧЕВ. В таком случае позвольте вас обнять.

КУЗОВКИН (не без изумленья). Много чести-с... Покорнейше-с...

ТРОПАЧЕВ. Нет, вы мне очень нравитесь... (Обнимает его и держит некоторое время.) Поцеловал бы я вас, мой голубчик, да нет, лучше после.

КУЗОВКИН. Как угодно-с.

ТРОПАЧЕВ (мигая Карпачову). Ну, Карпаче, теперь твоя очередь...

КАРПАЧОВ (с густым смехом). Ну-ка, Василий Семеныч, позвольте-ка вас прижать к моему сердцу... (Обнимает Кузовкина и вертится с ним. Все смеются, каждый по-своему.)

КУЗОВКИН (вырываясь из объятий Карпачова). Да полно же вам...

КАРПАЧОВ. Ну, не ломайся... (Тропачеву.) Вы, Флегонт Александрыч, прикажите-ка лучше ему песенку спеть... Он у нас первый мастер.

ТРОПАЧЕВ. Вы поете, друг мой? .. Ах, сделайте одолженье, покажите нам свой талант!

КУЗОВКИН (Карпачову). Что вы на меня за небылицы взводите? Какой я певец?

КАРПАЧОВ. А при покойнике небось вы не певали за столом?

КУЗОВКИН (понизив голос). При покойнике... Я тех пор состарится успел...

ТРОПАЧЕВ. Что вы за старик, помилуйте!

КАРПАЧОВ (указывая на Кузовкина). И пел-с и плясал-с.

ТРОПАЧЕВ. Вот как! Э! Да вы, я вижу, молодец! Окажите же дружбу... а? (Елецкому.) C'est un peu vulgaire - ну, да в деревне... (Громко Кузовкину.) Что же вы? Ну-ка? "По улице"... (Начинает напевать: "По улице".) Ну?

КУЗОВКИН. Увольте-с, сделайте милость.

ТРОПАЧЕВ. Экой несговорчивый... Елецкий, прикажите ему вы...

ЕЛЕЦКИЙ (не совсем решительным голосом). Да отчего же вы, Василий Семеныч, не хотите теперь петь?

КУЗОВКИН. Не те лета, Павел Николаич. Увольте.

ТРЕМБИНСКИЙ (прислуживаясь и с улыбкой взглядывая на господ). А, кажется, еще недавно на свадьбе вот их братца (указывая на Иванова) изволили отличаться.

ТРОПАЧЕВ. А, вот видите...

ТРЕМБИНСКИЙ. Присядкой через всю комнату изволили пройти...

ТРОПАЧЕВ. О, в таком случае вам уже никак отказаться нельзя... За что ж вы хотите нас с Павлом Николаичем обидеть?

КУЗОВКИН. То было дело вольное-с.

ТРОПАЧЕВ. А теперь мы вас просим. Вы хоть то в соображение примите, что ваш отказ, пожалуй, неблагодарности приписать можно. А неблагодарность... ай! Какой гнусный порок!

КУЗОВКИН. Да у меня и голоса совсем нету-с. А что насчет благодарности - я по гроб обязанный человек и готов жертвовать.

ТРОПАЧЕВ. Да мы от вас никакой жертвы не требуем... А вот спойте-ка нам песенку. Ну! (Кузовкин молчит.) Да ну же.

КУЗОВКИН (немного помолчав, начинает петь: "По улице", но голос у него на втором слове прерывается). Не могу-с... ей-богу, не могу-с.

ТРОПАЧЕВ. Ну, ну, не робейте.

КУЗОВКИН (взглянув на него). Нет-с -я петь не буду-с.

ТРОПАЧЕВ. Не будете?

КУЗОВКИН. Не могу-с.

ТРОПАЧЕВ. Ну, в таком случае знаете что? Видите вы этот бокал шампанского? Я вам его за галстук вылью.