Итак, мы медленно, но верно приближались к Алискиным угодьям. Треклятая картина оттянула все руки и самую большую радость я испытала после того, как сбросив куртки и ботинки, мы дружно плюхнулись в гостиной на диван.
– Ну и денё-ёк сегодня, ёлки-палки! – раскинув руки как морская звезда, протянула Алиска. – То ли дело было в деревне! Тихо, спокойно! Никто не стреляет, не бегает… Только коза…
– Стреляет? – уточнила, не открывая глаз, Мегрэнь.
– Отстреливается! – расслаблено фыркнула Лиса. – Говорю тебе, хорошая коза была. Тайкой звали…
– Не ври! – посуровела Мегрэнь, – сама ты коза!
– Ей-богу!
– Ей-богу! – передразнила Тайка. – Её, небось, Алиской звали, вот тебя и плющит!..
Я, молча улыбаясь, с удовольствием слушала эту козью перепалку. В голове вертелись совсем другие мысли, но вставать и что-то делать пока не хотелось, и я, блаженно потягиваясь, моргала на веселящихся подружек.
– Ну ладно! Манькой её зовут, – созналась наконец Лиса, – но характер в точности как у тебя…
После чего последовала вялая битва диванными подушками.
– Эй, Анька! – уже, кажется, сквозь сон, услышала я, – так зачем мы сегодня в галерею-то поехали?
Я поняла, что время всё-таки приспело. Вставать, говорить и ходить было лень да куда деваться! Мне и самой было любопытно.
– Ладно, – сбрасывая шлёпнувшуюся мне на колени подушку, протянула я, – так и быть. Растолкую вашим маленьким глупеньким головкам, в чём дело!
И получила ещё две подушки.
Я встала, потянулась и вышла в коридор. Подружки следили за мной с обезьяньим любопытством. Взяв наши куртки и сумки, вернулась в комнату.
– Ну-ка, Мегрэнь, помоги! – я протянула сумки вытаращившей глаза Тайке. – Проверь…
Я мелкими движениями пошлёпала по боку первой сумки, потом легко коснулась уха. Тайка удивленно выгнула брови, но потом хмыкнула и взялась осматривать сумки со всех сторон.
– А то надоели, засранцы, – одобрительно кивнула я и обшарила всю одежду.
Алиска ничего не поняла и теперь изумленно моргала то на меня, то на Мегрэнь. Кажется, мы забыли рассказать ей некоторые подробности моей первой встречи с Егором.
– Чисто, – кивнула через некоторое время Тайка, – а у тебя?
– И у меня. А то уже паранойя развивается!
Тайка отодвинула сумки в сторону:
– Ну сегодняшние-то, понятно, нам вчера Юрка с близнецами повесил, а вот почему же на тебе тогда четыре маяка было? Откуда так много? Один – это Коломатников… Второй – сам Егор. А ещё?
Я вздохнула:
– Думаю, ещё один прицепил Бубликов… Наверное, когда понял, что у него начнутся проблемы с Коломатниковым. А четвёртый… – я пожала плечами, – конечно Кусякин.
– Кусякин? – удивилась Мегрэнь. – Ему-то зачем?
– Зачем? – радостно зашлась Алиска. – А телефон он зачем отслеживал? Чтобы такой бесценный сотрудник не пропал из поля начальственного зрения. Без нашей Жужу всей конторе крышка!
Я злобно рыкнула на нашу фантазёрку, но это её ещё больше развеселило.
Тайка отмахнулась от Алиски и посмотрела на меня:
– Ладно! Но как всё это связано с «Венецианским купцом?» К чему весь сыр-бор?
– Да, – подхватила Лиса, – из-за чего нас чуть не пристрелили?
«Ну ладно, – подумала я, – сейчас и сказке конец…».
И вышла в коридор.
Через минуту распакованный «Венецианский купец» молча взирал на нас с высоты Алискиного дивана. Да, не зря тонко понимающая в подобных вещах Алевтина ничтоже сумняшеся подняла на него цену. Знал что-то этот купец, что-то такое, чего нам ни понять, ни узнать и видел такое, что нам и во сне не приснится.
– Господи, – глядя на портрет, тихонько охнула вдруг Алиска, прикрывая ладошкой рот, – а ведь вы все уже умерли…
У меня прямо мурашки от её слов побежали и даже Тайка поежилась. Права была наша Лиса: давно уже истлели кости успешного торговца из далекой средневековой Венеции, похоронен в сырой земле тот, кого писала художница и лежит на холодной железной полке в морге его образ-фальшивка.
– Мне надо выпить! – решительно рубанула рукой воздух мать-создательница художественного коллапса. – А то я тут с вами чокнусь!
– Погоди! – решительно пресекла я её попытки добраться до бара. – Рано ещё.
Подошла к дивану и взяла картину в руки. Я довольно долго вертела её, поворачивая и так, и сяк, но толку пока не было никакого. Подружки следили за моими манипуляциями, открыв рот и преглупо моргая. Этим они чрезвычайно мне мешали, поскольку очень смешили. Рама у портрета была интересная, объемная, что называется «богатая», изображающая какие-то словно спрессованные корни или ветви, впрочем, весьма реалистичные. Я старательно ощупывала их со всех сторон, однако результата с этого было ноль.
– Находка! – оглянулась я на Алиску, – а почему ты «Купца» в эту раму вставила?
Алиска перевела завороженный взгляд с моих рук на лицо и с явным трудом сосредоточилась.
– Что? Раму? Какую раму? Ах, эту… Так я это.. Ну да, вставила. Так эти рамы-то Самарина… То есть… портрета Самарина. Ну, ты меня поняла. И что ж мне делать-то было, все деревянные тогда переломали! Только эти две и остались, они ж металлические…
Не успела она ещё закончить фразу, как сердце моё оборвалось и, кажется, остановилось.
– Ну… и?