Находка на Калландер-сквер

— Боюсь, я не смогу сообщить вам ничего ценного, — сразу же сказал Балантайн. — Я не знал мисс Доран и не общался с ней, за исключением тех редких случаев, когда она навещала мою жену и дочь. Думаю, вы захотите увидеть их. Я был бы признателен, если бы вы держали наиболее горестные факты при себе. Моя дочь послезавтра выходит замуж. Мне бы не хотелось испортить… — Он замолчал. Это звучало бессердечно, оскорбительно. Так рассуждать, когда другая девушка лежит в каком-то полицейском морге, объеденная мелкими животными и насекомыми! От нее осталась лишь кучка костей, покрытых дерюгой… При мысли об этой картине накатывала боль.

Питт словно читал бессвязные мысли и чувства по лицу Балантайна.

— Конечно, — сказал он.

В его голосе не было сочувствия. Или так показалось Балантайну. А почему он должен сочувствовать? Кристина жива и здорова, ее ждет замужество, безопасная жизнь и удобства, социальные привилегии. Должно быть, она возмущена подобной смертью Елены и чувствует отвращение. Но генерал не думал, что она станет долго размышлять над этим и прольет хотя бы одну слезинку сочувствия.

— Меня интересует жизнь Елены, — продолжил инспектор. — Причина ее смерти кроется в этом, а не в том, что случилось с ее телом впоследствии. Она была беременна, вы знаете об этом?

Балантайн почувствовал новый виток боли и ужаса.

— Да, я слышал. К сожалению, мало что остается непересказанным от двери к двери на площади, подобной нашей.

— Вы знаете, кто был ее любовником? — спросил Питт напрямик.

У генерала эти слова вызвали неприятие, он поморщился от вульгарности вопроса. Елена была женщиной высоких качеств… Он поймал взгляд инспектора и понял, что пытается цепляться за красивую мечту, которая на самом деле была ложной. Но думать так о женщине! Будь проклят Питт с его жалкой правдой.

— Вы знаете? — повторил тот, хотя вопрос был уже не нужен. Явное отвращение Балантайна уже ответило за него.

— Нет, конечно, я не знаю. — Генерал отвернулся.

— Естественно, вы сильно огорчены. — Инспектор попытался сказать это мягко. — Вы были о ней высокого мнения?

Балантайн не был уверен в ответе, он заметно колебался. Он всегда считал Елену красивой, чистой и трогательной. Возможно, он ее немного идеализировал.

Питт заговорил снова, стоя у его плеча:

— Я знаю, что она тоже была о вас высокого мнения.

Генерал вздрогнул от удивления. Его собеседник слегка улыбнулся:

— Женщины доверяют друг другу свои тайны. А я опрашивал женщин в этом районе довольно долгое время.

— Хм… — Балантайн снова отвернулся.

— Насколько хорошо вы знали ее, генерал Балантайн?

Инспектор говорил тихо, но он вкладывал новые — и ужасные — мысли в голову Брэндона. Генерал чувствовал, как горит его лицо, и уставился на Питта, пытаясь увидеть подозрение в его взгляде. Но обнаружил только пытливый интерес и нетерпеливое ожидание ответа.

— Не очень, — неловко заговорил он. — Я говорил вам… я… знал ее как приятную соседку. Не более того.

Питт ничего не сказал.

— Не более того, — повторил генерал. Он начал говорить что-то еще, чтобы разъяснить инспектору сказанное, затем запнулся и замолчал.

— Я понял. — Питт имел в виду, что услышал собеседника. Он задал еще несколько вопросов, а потом попросил разрешения поговорить с женщинами.

Инспектор ушел, а Балантайн стоял в комнате, чувствуя огромное потрясение. Три… даже два месяца тому назад он был уверен во многих незыблемых вещах — а теперь они разбились на мелкие кусочки. Большинство из них касалось женщин. Всю надежность его жизни — не материальную, а эмоциональную — обеспечивали, как он считал, женщины. Но Кристина, как выяснилось, связалась с этим ужасным слугой и теперь собирается замуж за Алана Росса. Слава богу, хоть это дело благополучно разрешилось. Хотя роль Огасты тут была довольно сомнительной, он еще не определил ее. Ефимия Карлтон носит под сердцем ребенка от другого мужчины, что и вовсе необъяснимо. Она предала хорошего человека, который ее любил. Бедная Елена Доран была обманута, использована и убита. Или она сама пошла на это? Они никогда не узнают правды. Эта мысль, больше чем любые другие, причиняла боль.

Но почему-то самой волнующей из всех была мысль, которую генерал меньше всего желал держать в голове. Это мысль о той теплоте, с которой он относился к Шарлотте Эллисон, о том удовольствии, которое доставляло ее присутствие, о той остроте, с которой он мог вызвать в своем воображении изгиб ее шеи, богатство красок волос… Он помнил, как она смотрела на него, как относилась ко всему, что делает и говорит — неважно, правильно или нет.

Это нелепо! Она не волнует его, он не питает никаких надежд, она его не смущает. Не было и чувства одиночества, когда она отсутствовала. Эта молодая женщина воспринимала его только как работодателя.

Или, может быть, он был немного ближе? Ему казалось, она уважала его. Разве смел он вообразить, что она любила его? Нет, конечно, нет. Нужно отогнать даже мысль об этом. Он делает из себя идиота.