Наковальня

— Ты не упомянул о себе.

— Нет… Из, ты помнишь нашу вторую встречу? Я сказал тогда, что они разозлили меня.

Изадора непонимающе покачала головой:

— Одной злости недостаточно, Габриел. Вон к чему она привела!

Землянин тихо спросил:

— Ты жалеешь? Жалеешь, что ввязалась в это?

— Конечно, жалею! — раздраженно воскликнула женщина. — Черт возьми, Габриел, как я могу не жалеть? Посмотри вокруг! — Она указала на голый гостиничный номер. — Посмотри на это! Посмотри на нас!

Габриел понимающе кивнул:

— Тогда почему ты сделала это, Из? Все это не имело к тебе отношения.

Женщина уставилась на него как на. идиота.

— Почему? Потому что это важно. Потому что… — Ее голос стал сдавленным. — Потому что… у меня появился смысл. — Я думала… я думала, что моя жизнь приобретет смысл.

«И чтобы это узнать, ты чуть не погибла? — печально подумал Габриел. — Милая Из».

Изадора развела руками и слабо засмеялась.

— А у тебя какие причины? Только злость?

— Элспет.

— Да. Конечно.

— Нет, не конечно. Хотелось бы мне, чтобы все было так просто. Я много думал об Элспет еще до того, как прилетел в

Кьяру… и после того, как оказался здесь. И я все время спрашиваю себя — почему?

Изадора понимающе кивнула:

— Конечно, это естественно…

— Нет, не почему она погибла, — нетерпеливо перебил Габриел. — Но почему все остальное. Почему вся эта… кутерьма? Почему ее это заботило? Почему она бросила дом и прилетела на Тор? Почему заперлась в этой… банке, где за дверью, до самого горизонта, нет ничего, кроме молота в тридцать семь «же»! Черт побери, Из, Элспет стояла ногами на земле — в земле! в живой земле! — глубже, чем я когда-либо стоял. И она не скрывала этого. Пламенная проповедница своей веры: надо вернуться к старым законам, никаких больше компромиссов. Будь она мужчиной; она бы возродила обряды Молонги и…

— Что возродила?

— Обряды Молонги. Наш народ совершал эти обряды много веков назад, когда аборигены еще думали, что смогут прогнать европейских захватчиков обратно за море. Вот только… — он пожал плечами, — кого теперь прогонять? Об этом позаботились бомбы, когда упали и создали Стеклянные пустыни во время Чумы и раньше. Обстоятельства изменились. Сейчас все не так, как было столетия назад. Сейчас есть… уважение, — пробормотал он себе под нос. — Дядя Буль, бывало, говорил, что все мы — члены племени… знаем мы это или нет. Говорил, что мы выиграли это соревнование, а никто не заметил.

Габриел резко откинулся назад и посмотрел на Изадору.

— Нас с Элспет воспитывала бабушка. По древним племенным законам нашей официальной опекуншей должна была быть сестра моего отца. Но у него не было сестры. Поэтому опекуншей стала бабушка Лалуманджи. Вот это была леди.

— А ваши родители?

— А! — Он пожал плечами. — Они, конечно, имелись. Мама была горожанкой, но папа пытался вернуться в племя… и не сумел. Ни рыба ни мясо. Это старая история. Все изменилось, но… думаю, главное, что изменилось после Чумы, — это то, что теперь ты более свободен нигде не быть своим. Даже если это тебя убивает. Культура нашего народа всегда была открытой, в отличие от закрытых культур, культур для избранных. В наши дни это выражается в том, что среди аборигенов есть люди с волосами светлыми, как солома, и голубыми глазами. Члены племени. И все они хранят жизнь старой магии.

Изадора с любопытством посмотрела на него:

— Ты действительно веришь в… в такие вещи?

— А ты нет? Вы, жители других систем, говорите о Земле и Солнечной системе шепотом…

— Мы не говорим шепотом!

— Ну, ладно, не говорите, но временами так кажется. У нас был старик, его и звали — Старик. Он по шею сидел в старой магии. Умел исчезать, превращаться в орло-ястреба, летать над землей и…

— Постой, ты это видел? Ты видел, как он превращается в орла? — недоверчиво спросила Изадора.

— Орло-ястреба. Я видел его в орло-ястребе.

— Это не… одно и то же.

— Неужели? А, понимаю. Да, — он выставил вперед руку, — да, я понимаю. Но, видишь ли, среди искателей доказательств всегда бытует одно предположение, будто каждый, кто может что-то доказать, действительно хочет доказывать. Это не всегда так… мне трудно объяснить… это не всегда вроде: «О, вот никотиновый корень в лотке утилизатора, и вот он исчезает, исчез! А теперь мы разберем его на части, и вот как он работает. Прошу!» Прямо у вас на глазах! Это просто трюки, карнавальные фокусы.

— Карна… карнавальные?

— Спецэффекты. Иллюзии. Иллюзия — это ложь, которую ты видишь. Правда может скрываться. Твои глаза видят дорожку из высохших камней. Следующий малый видит речное русло. Ты умираешь от жажды, потому что твоя правда утверждает, что река — по определению — течет над своим руслом. Он же втыкает камышинку на полметра в землю и наслаждается прохладным питьем. Старая магия не больше и не меньше магия, чем это.

— А ты? Где ты свой?