Налейте бокалы, раздайте патроны!

— Вы знаете, что происходило на Дворцовой площади? — рассказывал господин в золотом пенсне стоящему рядом старику благообразного вида. — Я вам скажу, зрелище было еще более впечатляющим. Площадь переполнили тысячи зевак, толпы возбужденных людей, несших флаги, иконы, ожидающих появления монарха, чтобы в его присутствии выразить свои патриотические чувства. На той стороне Невы, куда царь должен был прибыть из Петергофа, тысячи людей толпились на мостах и набережных реки, распевая и выкрикивая приветствия. Реку всю сплошь покрывали яхты, пароходы, парусники. При появлении семьи прокатились волны приветственных криков: «Батюшка, батюшка, веди нас к победе!»

— А как была одета императорская чета? — поинтересовался морщинистый собеседник в очках.

— Самодержец — в парадный мундир пехотного полка, Александра Федоровна — в белое платье. Она подняла поля своей нарядной шляпы, чтобы народ мог видеть ее лицо. Четыре великие княжны шли за царем и императрицей. Царевич, еще не поправившийся после несчастного случая, остался в Петергофе. И вот, представьте себе — сжав руки друг друга, человек в военной форме и женщина в белом платье стояли на балконе и плакали вместе с народом! — возбужденно повествовал господин в пенсне. — Для тех, кто стоял тогда на коленях, царь являлся действительным самодержцем — военным, политическим и религиозным диктатором, абсолютным хозяином души и тела народного.

— Да, действительно… — покачал головой старик.

— И так по всей империи, вы только посмотрите: взрыв воодушевления, толпы народа на улицах, смех, слезы, пение, возгласы, поцелуи. Волна патриотизма захлестнула Россию. Рабочие, еще недавно погрязшие в стачках, в своих бесконечных требованиях, и те оставили свои революционные флаги и взяли в руки иконы, портреты царя. Студенты покидают университеты и добровольно уходят в армию. «За веру, царя и Отечество» и «На защиту святой Руси» — эти призывы охватили казармы, фабрики, деревни. Офицеров, встречающихся на улицах, теперь восторженно качают на руках! — господин в пенсне снял шляпу, обнажил лысую голову и вытер ее платком. — В эти дни патриотизм населения показал все то, на что способна Русь. А очень скоро мы покажем это на полях сражений.

— Я сам из Воронежа, — кашлянул старик, — и так вам скажу: когда шла война с Японией — ее народ в массе своей у нас в провинции не воспринимал. А что вы хотите — разве простой человек мог понять, зачем нам нужна эта война? А вот сейчас — совсем другое дело. Народ сразу расценил конфликт с Германией как свою кровную войну. Ведь тут каждому дураку понятно, что на карту поставлена судьба России.

— А вы видели, как в Петербурге толпа разгромила немецкое посольство? — вклинился в разговор третий участник, по виду чиновник. — Нет? Вот на это, скажу я вам, стоило посмотреть. На Исаакиевской площади наши горожане, возмущенные вероломством немцев, причесали как следует уродливый храм тевтонского духа. С крыши летели на панель бронзовые кони-буцефалы, вздыбившие копыта над русской столицей. Люди ворвались внутрь. Вопреки тому, что предсказывал германский посол, гнев толпы был направлен не против собственного правительства, а против Германии и самого германского посла. Конные статуи на крыше были обвязаны веревками, сотни рук схватили и потянули их. Вздыбленные кони кайзера с грохотом упали на мостовую. Причем не было никакого грабежа или мародерства. Ничего подобного! Ведь какие коллекции вин были там у немцев. И что вы думаете — не было выпито ни одной бутылки. Все разбили и вылили в Мойку. Вот так!

— И так будет с тевтонскими вояками! — крякнул господин в пенсне. — Сегодня все: аристократы и крестьяне, военные и рабочие — испытывают одинаковые чувства. Эта война гораздо глубже, чем политический конфликт, это поединок между двумя силами — панславизмом и пангерманизмом. И одна из этих сил должна погибнуть.

Рядом делился впечатлениями представительный господин в цилиндре:

— Торжественный молебен и чтение манифеста в Николаевском зале Зимнего дворца произвели на всех, в том числе и на меня, неизгладимое впечатление. Посреди зала находились наши святыни: образ Спасителя из домика Петра Великого и Казанская Божья Матерь. Когда певчие запели «Спаси, Господи», все стали петь хором, и почти у всех на глазах заблестели слезы. Речь государя еще больше подняла настроение, — рассказывал «цилиндр». — Казалось, что Господь всемогущий через него говорил с нами, и когда государь сказал: «Благословляю вас на ратный бой», — все встали на колени. Особенно сильно было сказано: «Я здесь перед вами торжественно заявляю, доколе хоть один неприятель останется на земле русской, я не заключу мира». Эти слова были встречены таким «ура», которого никто никогда не слышал! — Рассказчик на мгновение замолк и оглядел всех тех, кто его слушал, наслаждаясь впечатлением. — В этом несмолкаемом звуке как будто звучал ответ создателю на его призыв стать всем на защиту Родины, царя и попранных прав нашей великой Родины.

— Ну а дальше-то что?